Я, конечно, ничего не понимал, он злился, потом пришел переводчик – украинец – начал переводить. Меня допросили, потом они позвонили куда-то и сказали, что поведут меня к более важному начальнику, потому что я был из Москвы. Москву немцы тогда еще не взяли и потому очень интересовались, что там и как – в основном про это спрашивали. Я остался сидеть, они вышли, а снаружи стоял часовой… И тут русские женщины – все же какие они у нас, русские женщины! – приносят мне кружку молока и кусок хлеба, мол, на, сынок, поешь, поди, есть-то и нечего было. А и правда так. Я подкрепился там. Все-таки есть хорошие люди у нас.

Потом пришли автоматчики и меня перевели в другую деревню. Там начальник большой и переводчик хороший – они долго-долго меня допрашивали: карту Москвы принесли, мол, покажи, где там что находится, где стоят укрепления… А откуда я знаю?.. Я же никуда не ходил, только работал. Знал только, что на Крымском мосту были какие-то укрепления, ну и показал. А о том, что я знаю немецкий язык, я никому не говорил. В общем допрашивали меня. А я дурак такой же, как в кино показывали, патриотизм там свой показывал, кичился, а могли и убить сразу. Война же…

Часам к четырем меня с двумя конвойными отправили в другую деревню. Даже не в деревню, а в село – там церковь была. По дороге я думал, что меня сейчас, наверно, расстреляют, и все мои мысли были направлены на то, чтобы как-нибудь сбежать. А со мной два немца шли – они вроде уже старики, и ружья у них неновые. И вели они меня не как полагается вести пленника – ружья несли за спиной, разговаривали между собой, в конце концов я и вовсе рядом с ними шел. Направо был лес. Я убежать думал, а как тут убежишь? Сугробы уже большие были – я и десяти шагов сделать не успею, поймают меня вдвоем. Так и привели они меня в ту деревню. А на конце деревни, как потом я узнал, стояла ветлечебница – там лечили лошадей еще до того, как немцы пришли. Эта ветлечебница представляла собой такую длинную конюшню – барак метров 50 в длину – с маленькими окошечками вверху, а внизу – солома. В какой-то маленькой комнатушке, которая раньше принадлежала адъютанту, немцы сделали туалет. А проходили в эту лечебницу через две комнату, где раньше, видимо, врач принимал, записывал. В эти комнаты меня конвойные и привели. Там был офицер, все записывал, документы проверял. Что интересно – паспорт немцы всегда честно возвращали мне обратно. Ну вот оказался я в этом помещении, а там еще несколько человек сидели. Я начал их расспрашивать, и мне сказали, что когда они пришли, там только один человек был.

А этот человек рассказал, что в один день всех остальных на машине увезли до станции, а оттуда в Германию на работы – за три дня в этой ветлечебнице скопилось человек 50, и их всех увезли, а сам он остался. У этого мужчины продукты были: мешок картошки, лук, сухари. Когда я с ним познакомился, он мне и говорит, мол, давай я тебе поесть дам, а ты будешь со мной ночью стеречь мои продукты. Я согласился.

К вечеру народу еще прибавилось. Снаружи лечебницы стояли часовые – кто у входа, а кто вокруг ходил. Немцы ночью с фонарем ходили и проверяли, нет ли убежавших, все ли пленные на месте.

На следующий день пришел немец и сказал, что нас забирают на работу, и нас повели в то село, где церковь была. Этот немец, наш конвоир, был довольно молодой – лет 30-35, и человек он был совсем не военный: ремень у него был завязан, как у крестьян, с собой носил какое-то старинное ружье, причем, носил его очень неумело, наверно, никогда даже не стрелял. Видимо, у немцев уже не хватало настоящих военных… Привел он нас к хорошему красивому дому. Мы там стояли-стояли, и наконец пришел наш прораб – он был русским. Дело было в том, что все большие немецкие начальники старались выбрать себе дом получше и там останавливались, а прежних жильцов выгоняли к соседям или еще куда-то. И в этих домах они делали себе бомбоубежища – полностью открывали пол и вырывали там глубокую-глубокую яму. Ну вот наш бригадир и заставлял нас это делать. А потом, когда мы землю выкопали, они нашли плотников, чтобы досками все это обставить и еще лестницу сделать. Мы и бревна носили. Таким образом. Когда наши начали бы бомбить, немец хоть прямо в трусах мог бы там и спрятаться. Там же и буржуйка была.