Меня охватила волна протеста. Я, ребенок, не понимающий всей глубины взрослой коварности, начала отказываться. Мой голос звучал испуганно и растерянно: «Я не хочу». Но тетя продолжала настаивать, приказывая мне выполнить ее ужасное желание. Запах персиков и ощущение их сочной плоти в моих руках навсегда запечатлелись в моей памяти. Потом все как будто стерлось. Видимо, сознание решило скрыть остатки этой сцены, оставив лишь смутное воспоминание о боли и унижении.

Когда я вспоминаю те моменты сегодня, перед глазами встают два моих племянника. Я не могу даже представить, чтобы я могла поступить с ними так, как поступила со мной моя тетя. Дать одному из них торт и заставить хвастаться перед другим? Идея настолько отвратительная, что даже писать об этом противно.

Эта история осталась в прошлом, но ее отголоски до сих пор живут внутри меня. Она напоминает о том, как может быть жесток мир взрослых, даже по отношению к детям, которые еще не знают, что такое подлость и зависть. Вспоминая, как моя тетя когда-то делала эти болезненные вещи, я стараюсь создавать вокруг себя мир, где царят любовь и понимание, где места для ненависти и зависти попросту не существует.

* * *

Ну если уж мы начали о моей тетушке… Из Узбекистана.

Я помню из детства одну историю, которая до сих пор вызывает у меня смешанные чувства. Я расскажу лишь ее. О мертвых либо хорошо, либо правда.

Эта тетушка умерла в 2010 году, но перед своим уходом многим подпортила нервы. Все крутилось вокруг старого дома, соединенного с воспоминаниями, надеждами и конфликтами. Борьба за старый дом: вызовы милиции, топоры, скандалы и интриги… Казалось, все отрицательные эмоции скопились в этом доме, как словно он сам вдыхал их в свои стены и вновь выдыхал на нас.

Одна из историй тех лет врезалась мне в память особенно ярко…

Тетка приехала к нэнэйке – моей бабушке, – и я была там. Она была не одна, со своей другой сестрой, моей второй теткой. Помню, как они буквально ворвались в квартиру. Она начала кричать, ее голос пробивал воздух, как будто стая разъяренных ос попала в комнату. Прошло много лет, а я и сейчас слышу ее истерический крик на нэнэйку, как будто это случилось вчера. Мое сердце, все мое нутро и тело сжимаются от страха, мне лет 6, я очень маленькая и ничего не могу изменить.

Я любила нэнэйку, и мне от этого было особенно больно. В тот момент я ощущала себя абсолютно беспомощной. Я не могла защитить свою нэнэйку от ее же дочери. Она кричала такие страшные вещи, что даже спустя годы в воспоминаниях от этого звука меня пробирает дрожь. Во всем этом хаосе нэнэйка молчала, ни слова не сказав, перебирала края своего платка, а ее глаза казались безжизненными. Она опустила голову, как будто под тяжестью всех тех слов, и не смогла ответить. Наверное, боль предательства застряла у нее в горле, не позволяя сказать ничего.

Тетка решила обосноваться в России. Приехав из Узбекистана, она не нашла себе лучшего укромного уголка, чем квартира своей матери. Но вместо того, чтобы быть благодарной, она начала терроризировать нэнэйку.

Прости, нэнэйка… Я не могла защитить тебя, я сама была тогда беззащитным ребенком. Это воспоминание до сих пор приносит мне боль. Если бы мне тогда мою теперешнюю силу… Прости меня. За годы, которые прошли с тех пор, воспоминания о тетках не стали светлее. Я боялась их, и детские годы под этой тенью воспрепятствовали каким-либо положительным эмоциям к ним.

Одно из ярких воспоминаний связано с тем, как одна из этих теток заявила в той же квартире, что моя мать должна нас с сестрой сдать в детдом. И это в тот момент, когда моя мать лежала в больнице. Я проецирую это на себя сейчас: я тетя, у меня два племянника, и никогда в жизни я бы не допустила, чтобы что-то даже отдаленно подобное произошло в их жизни. Я всегда была для них опорой и даже представить себе не могу, чтобы могла бросить их в такой момент.