– Пожелать спокойной ночи? – сострил я.

– Вроде того! Он-то и поднял тревогу, когда обнаружил графиню мертвой. Чай был выпит, но на дне чашки оставалось ложечки две густого настоя. Похоже, ливанули снотворного от души.

– Погоди, – задумался я. – Горничная приносила чай и уходила?

– Ну да.

– И графиня оставалась одна?

– Как перст. А-а! Я понял, к чему ты клонишь. Ключи от каюты имелись у самой графини, у горничной и у Жожо. Горничная – ее зовут Кати, вернее, Катя – и жиголо сидят в своих каютах. Запертые. Ключики у меня, капитан дал.

Я подумал и решил:

– Пошли тогда.

– К Кати?

– Понравилась? – сказал я ворчливо.

– Хорошенькая.

– Ладно, начнем с нее.

Катя, она же – Кати, оказалась действительно миловидной особой лет тридцати. Глаза у нее были красные – девушка плакала.

– Здравствуйте, пани, – поклонился я, тут же понимая, что Кати не разумеет по-польски. – Гутен таг, фроляйн.

С немецким у горничной обстояло все куда лучше, чем у меня самого.

– Скажите, Кати, вчера все происходило по обычному порядку?

– Да, господин Мессинг, – поспешно ответила Кати, – госпожа графиня очень не любила что-то менять в своей жизни и расписывала весь день буквально по минутам.

– Вы появились в каюте у графини тоже как обычно?

– Да.

– Дверь была закрыта?

– Да, конечно. Госпожа графиня всегда запиралась.

– Вы открыли дверь, подали чай… А лекарство? Оно было у вас с собой?

– Нет-нет! Это был какой-то редкий настой, то ли из Африки, то ли из этой самой Бразилии. Густой такой, чайного цвета. Он хранился в пузырьке с притертой пробкой. Я должна была набрать его пипеткой и капнуть в чай три капли.

– Именно три?

– А как когда. Мне не рекомендовалось заходить в ванную – госпожа графиня всегда мылась одна. Принося чай, я громко спрашивала ее, сколько капель добавить, и она отвечала – три или хватит двух.

– А бывало и больше?

– Редко. Если госпожа графиня хотела спать, то было нужно капнуть шесть или семь раз.

– Понятно. А на вкус он каков, этот настой?

– Госпожа графиня говорила, что он лишен вкуса. Терпкий только.

– Ага… Ну, в крепком чае терпкость не слишком чувствуется. Итак, Кати, вы оставили чай и ушли?

– Да.

– И заперли дверь?

– Конечно.

– Последний вопрос. О распорядке графини Стадницкой и о том, что она принимает на ночь, знал еще кто-либо, кроме вас и Жослена?

Горничная задумалась:

– Ну-у… Н-не знаю точно… Обычно госпожа графиня загорала на палубе или играла в преферанс. Однажды я прислуживала ей за игрой – подавала сельтерскую – и слышала разговор. Все говорили о лекарствах, перешли на успокаивающие капли, и госпожа графиня сказала тогда, что постоянно принимает средство племени бороро, как она выразилась, «в гомеопатических дозах».

– Хм. Вот как… – задумчиво проговорил я с видом знатока. – Ну, что ж, спасибо, Кати. И не тревожьтесь, вы ни в чем не виноваты.

Я говорил правду: ни единой нечистой мысли я не воспринял от Кати – это была честная, работящая девушка.

– Ох, – всхлипнула горничная, – ваши слова да к Богу в уши…

Выйдя от Кати, я сразу проследовал к Жожо. «Внучек», в отличие от перепуганной Кати, метался по каюте, весь какой-то всклокоченный.

– Какого черта?! – возопил он. – Почему меня держат взаперти? Я арестован? Или вы полагаете, что это я убил Ирэн?

– Графиню звали Ирэн? – спокойно осведомился я (Леон благоразумно занял место в дверях).

– Ее звали Ирина, – буркнул Жослен, сникая.

– Пан Вальдес, я всего лишь хочу разобраться в случившемся. По чести говоря, моего желания здесь меньше всего, просто капитан корабля поручил мне расследование убийства…

– Я не убивал ее! – снова заорал Вальдес.

– А я вас и не обвиняю, – по-прежнему спокойно сказал я. – Мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы позволите?