Руки мои, естественно, затряслись, и формула закона Био-Савара-Лапласа, предназначенная для Натальи, получилась корявой и с двумя ошибками. Так, что пришлось половину перечеркивать!

– Зовут тебя как? – уже тише спросил Евгений.

– Никак, – почему-то рыкнула я. Парни снова рассмеялись.

– Я – Евгений Макаров. Ма-ка-ров. Слыхала?

– Нет! – продолжала я. – Не знаю я никакого Макарова? Я – Агеева Мария. А-ге-е-ва! Слыхал?

Он неожиданно простодушно ответил:

– Нет!

Но, увидев торжество в моих глазах, снова повысил голос:

– Мария, значит… Маха-Маха-Росомаха… Будешь у нас Росомахой, – и все снова рассмеялись.

Я вскочила, как ошпаренная. Вот еще, придумал!

– Сам ты Росомаха, – выпалила в ответ и решительно направилась к лестнице. Каково же было мое удивление, когда сквозь общий хохот, мне вдогонку, донеслись его слова:

– Я буду ждать тебя, Мария, после этой пары. Здесь.

У меня нарушились все биохимические процессы: я с кем-то разговаривала, что-то делала, но не понимала решительно ничего. Он, Макаров, будет меня ждать после занятий!

Прием дифференциального зачета по физической и коллоидной химии закончился, и Антонина (опять же – Евгеньевна), начала «разбор полетов» минут так на сорок, коснувшись моего неправильно освященного простейшего вопроса о дисперсности и заканчивая несчастным Наткиным законом Био-Савара-Лапласа, в котором она умудрилась, благодаря мне, сделать две ошибки. Мне было крайне стыдно за подругу, но думала я о другом.

      – Не дождется, уйдет, – ерзала я на стуле, за что получила замечания от преподавателя и скорченную смешную рожицу – от Михаила. Сердце в груди колотилось, щеки пылали. Я с нетерпение ожидала окончания занятия.

Когда мы начали спускаться по лестнице вниз, я вдруг остановилась, как вкопанная.

– Наташ, ты иди. Совсем забыла – мне к старшей лаборантке нужно. Не жди меня! – и, резко развернувшись, отправилась вверх, расталкивая галдящих студентов.

Наталью несло в потоке, но она, как верная подруга, задрав голову, пыталась мне прокричать: «Я подождуууу…». В ответ ей, перекрывая все звуки, я вопила: «Нееет, не нужно!»

Забралась на шестом этаже в туалете на подоконник, пытаясь разглядеть большие окна нашего холла, а в них – Макарова. Сначала там все мелькало, как на маскараде, потом людей становилось все меньше, и я отчетливо увидела высокий силуэт. Лица, конечно, мне было не разглядеть. Но это точно был он! Ну, вот сто процентов! Потому что силуэт этот ходил постоянно вдоль окон взад-вперед. Еще бы! Прошло уже больше часа после окончания пары. Я почему-то вдруг заревела!

Наверное, с этого момента у меня и появилась привычка сидеть на подоконниках всегда и везде, уткнувшись мокрым или счастливым носом в стекло, обняв согнутые в коленях ноги или покачивая свесившейся ногой.

Посидела, поревела, увидела, что он вышел из института в темнеющую тишину аллеи, и покинула свое импровизированное убежище.

А полчаса назад позвонила Наталья и язвительно так сообщила:

– Зря ты осталась. Там на первом этаже, знаешь, кто был? Макаров! Собственной персоной! Ждал кого-то. Злющий, как крокодил!

Я промолчала.

29 ноября 1983 г.

Вижу его, встречаемся в перерывах: то на лестнице, то в деканате, то в читалке. Смотрит на меня в упор, но не здоровается и не подходит.

Я упустила свой шанс! Возможно, единственный в моей жизни. Шанс быть счастливой. Может быть, и дети у меня были бы Евгеньевны или Евгеньевичи.

Нет, я дура. Определенно.

Буду спать!

25 декабря 1983 года г.

Сегодня была репетиция нашего бального кружка. Точнее, генеральная репетиция к Новогоднему балу. Девочки были в одинаковых пышных платьях бледно-голубого цвета, парни – в ладненьких симпатичных костюмах-двоечках. Красиво танцевали! Мне даже самой понравилось!