Но прочь мечты! Пока закат алеет,

румян своих постылых не жалеет,

бросая их на щёки и на лоб,

под кожаной тужуркою согрейся,

и более не плачь и не надейся –

иного нужно, было лучше чтоб.

Владимир Буев

ЛЮБОВЬ

Могла бы порыдать – так нет же, жмётся.

Сдалась бы мне – и плакала бы вволю.

Девице этой всё никак неймётся.

Я час её пасу и балаболю.

Не только на лице мускулатура

у девушки, меня что захватила,

но мастер в боксе милая натура –

мускулатуру в бицепсах развила.

Быть может, разрыдаться мне пристало,

пока в закате солнце умирало?

Ведь ночью точно врежет больно в лоб

красавица-девица с голой грудью.

Отдаться самому ей, ведь безлюдье?

Чего ж ей нужно, лучше было чтоб?

Михаил Гундарин

ПРОЕЗДОМ

Во сне я пришёл к ней с двумя бутылками водки

в синей дорожной сумке (с утра на вокзал),

так, повидаться, вписаться на ночь, о чём и сказал

прямо с порога. «На кухне» – добавил кротко.

И вот мы на кухне. Под пение сковородки

я наклонился, поцеловал

хозяйку впервые за столько лет. Сломал

к чёрту весь этот лёд. Она мне ответила. Вот как

славно всё начиналось. Но тут сплошняком пошёл

текста финального частокол,

сериальные титры – бестолочь и мученье –

оставляя за кадром самую суть –

цветастый халат, обнажённую грудь…

Такова поэзии мерзость, её назначенье.

Владимир Буев

ПОХОДЯ ПОХОТЬ

Явился к бабе без шампанского. Чего хотел?

Будь рад, что вообще впустила на порог.

Свою всю водку выпить возжелал – полный беспредел.

С боем на кухню отправлен – такой вот пролог.

Столетним дедам и без водки негоже цеплять

девиц помоложе, пусть им уже семьдесят пять.

Но если в атаку пошёл, то иди до конца,

иначе и в сто пятьдесят не увидишь венца.

Мелькание телека, стих из ума не идёт:

то рысью несётся, то встанет, то еле ползёт.

Зачем я явился сюда, позабыл – вот мученье.

А, впрочем, всё явственно осознаю.

Я грудям с халатом цветастым гимн с одой пою,

но орган сто лет, как забыл о своём назначенье.

Михаил Гундарин

ОСЕННЕЕ УТРО (ПОХМЕЛЬНЫЙ СОНЕТ)

Неизвестному времени суток

Мы, как в юности, отдали долг.

Наша кровь, словно сказочный волк,

Из темницы выводит рассудок

Издыхая, несёт в промежуток

Между часом, чей бубен умолк,

И вечерним, звучащим, как шёлк,

Ох, не близким…. Теперь не до шуток!

Поднимайся с постели, дружок,

Делай кислого пива глоток,

Принимайся за дело по новой.

Ты, царевич, один, ты один,

Вбитый в сердце осиновый клин,

Шерсти клок на рубахе шелковой.

Владимир Буев

УТРО ТУМАННОЕ

Вот читаю я Мишу, пытаясь

Вспоминать, где был сказочный волк,

Кто, рассудком чужим восхищаясь,

Из тюрьмы ум спасать ведал толк.

Но, наверно, в мальцовстве я сказки

Очень редко и плохо смотрел:

Смысла в куцых парнячьих отмазках

Про долги потому не узрел.

Поднимаясь с постели, дружок,

Мины кислой (мол, не новичок)

Не раскрашивай в краски лимона:

Мол, ты хан, падишах иль султан,

Или круче ещё – Дон Жуан,

Дескать, нужен гарем для гормона.

Михаил Гундарин

С РАБОТЫ

Хорошо говорить и плыть

По снежному и чужому,

Наматываясь, как нить,

В направлении к дому.

Этим вечером столько лет,

Как я трезв и в дороге,

Как витрина, ломаю свет,

Обиваю пороги.

Нужно вольную дать огням,

Чтоб о нас рассказали,

Догорев, побывали там,

Где мы будем едва ли.

Владимир Буев

Размотаться на километр

Или сразу на пять кэмэ.

Я сегодня на тело щедр,

Хоть сегодня в своём уме.

Стану ниткой (я трезв, друзья)

И лучом в тёмном царстве зла.

Света луч – это точно я

(Катерина давно сгнила2).

Я витрина. Сияю я.

Нужно вольную дать огням.

Пусть сияний моих струя

Побывает и тут, и там.

Михаил Гундарин

ОБЛАКО

На остановке автобусной,

города на краю,

припоминаю подробности,

снег перелистываю.