Но была и ещё одна причина кровожадности морских разбойников. Оказывается, кто-то из офицеров сухогруза успел сообщить об опасности в машинное отделение и трое механиков забаррикадировались в своём отсеке. Таким образом бандиты не могли быстро покинуть место преступления на трофейном корабле и были вынуждены тратить драгоценное время, пытаясь разрезать автогеном толстую сталь переборочной двери. А чтобы заставить механиков добровольно выйти из своего убежища пираты сообщили им по внутрикорабельному переговорному устройству, что каждые пять минут будут убивать одного члена экипажа…

Оказав помощь своим пациентам, мы с Ходжи перешли в камбуз санчасти, чтобы найти какую-нибудь еду. И только тут Мирча вдруг обратил внимание, что уже давно не слышит пистолетных выстрелов. Они сопровождали нас всю дорогу с верхней палубы до расположенного глубоко в чреве носовой части корабля медицинского отсека. Всё время пока мы колдовали над раненными пиратами, где-то высоко над нашими головами безотказный пистолет в руке палача продолжал отбивать свой страшный ритм. Эти резкие отрывистые звуки подгоняли меня соображать быстрее, лихорадочно вспоминать всё, чему меня учили на военных сборах и специальных курсах.

И вдруг наступила странная тишина. Я подошёл к приоткрытому иллюминатору и прислушался: ничего, кроме плеска ударяющихся в борт корабля волн. Даже громкие крики, хозяйничающих на палубе бандитов отчего-то смолкли. Это было очень подозрительно.

– Может пираты, так и не сумев пробиться в машинное отделение, по-английски не прощаясь, сделали ноги – предположил Мирча. – А что? Ведь уже светает. В любой момент поблизости может нарисоваться катер береговой охраны или патрульный самолёт. Если они угодят в руки китайской полиции, их ждёт расстрел на стадионе при полных трибунах зрителей или четверть века каторжных работ. Я бы на их месте не стал искушать судьбу. Своих раненых бандиты могли просто бросить. Зачем им лишняя обуза. Насколько я знаю уголовников, они как крысы кидают своих подельников при первой же опасности.

Ходжи возбуждённо бросился к двери, чтобы проверить на месте ли конвоир-китаец, что привёл нас сюда. Два часа назад я запретил этому худосочному пареньку заходить внутрь стерильной зоны, чем, кстати, сразу завоевал уважение своего ассистента. Низкорослый бандит осыпал меня проклятиями на непонятном мне языке и даже замахнулся на меня мачете, но всё же не решился переступить порог медицинского блока.

И вот теперь появилась слабая надежда, что его уже и след простыл. Но разведка показала, что китаец по-прежнему терпеливо «пасет» нас в коридоре у дверей санчасти. Окончательно наши надежды были развеяны, когда судно вдруг резко вздрогнуло и пришло в движение. Так началась моя пиратская эпопея…

Незадолго до рассвета умер самый тяжёлый раненый. Агония его была долгой и мучительной. Вообще это была жуткая ночь. До самого утра я не сомкнул глаз, переходя от койки к койке. Теперь у меня осталось только двое пациентов, но их громкие стоны и вскрики ни на секунду не позволяли мне расслабиться. К тому же меня постоянно мутило. И хотя особой качки не чувствовалось – море за стеклом иллюминатора в розовых рассветных лучах выглядело миролюбивым, но мой сухопутный организм не мог не отреагировать на долгое отсутствие под ногами земной тверди. Я подошёл к приоткрытому иллюминатору и немного постоял перед ним, вдыхая свежий прохладный утренний воздух.

Но это не помогло избавиться от ощущения усиливающейся тошноты. Только испытав мучительный приступ рвоты, я, наконец, нашёл время всерьёз заняться собой: отыскал в шкафу с лекарствами средство от морской болезни и бросил в стакан с водой сразу две растворимые таблетки. Потом заварил себе крепкого чая, благо от прежнего хозяина помещения мне в наследство досталась едва начатая большая коробка отличного цейлонского чая. Мой помощник уже давно спал, уютно устроившись на диванчике в смежном с санчастью небольшом помещении камбуза. Мне же оставалось только завидовать его безмятежному сну. Сам я заснуть не мог, ибо мои подопечные постоянно требовали заботы.