– Ты же читала договор. К чему этот вопрос?

– Уж прости, но у меня не было времени прочитать его от начала до конца.

Вот оно как… Это многое объясняет. Для меня. Каролина же по-прежнему выжидающе разглядывает мое лицо, будто пытается прочитать по нему все, что ее интересует. Но может смотреть, сколько угодно. Она ничего не увидит, а я не собираюсь пересказывать ей пункты договора, в который ей вообще никогда не стоило совать свой любопытный нос.

– Дима, я задала вопрос! – выпаливает она, заметив, что я начинаю двигаться в сторону выхода, на ходу развязывая галстук.

– Умница, – проговариваю, не останавливаясь, чем красноречиво заявляю бестии, что ответа она может не ждать. Открываю входную дверь и взглядом требую обоих охранников войти внутрь. – Вы оба. Глаз с нее не спускайте, пока я буду спать. Если начнет чудить – свяжите. Начнет кричать – закройте рот кляпом. В общем, сделайте все, что потребуется, лишь бы я мог несколько часов спокойно поспать.

Охранники кивают, а Каролина… Мне даже смотреть на нее не надо, чтобы ощутить исходящую от нее ярость. Но пусть злится, сколько пожелает. Она сама виновата. Она сама своими действиями связывает себе руки и защелкивает замок на своей шее. Мне даже стараться не приходится.

Злость всегда была неотъемлемой частью моей жизни. Она срослась со мной с самого детства, когда я осознала, что брат пытается контролировать каждый мой шаг. Но теперь я понимаю, что злость на Влада и война с ним – цветочки. Словно лайтовая подготовка к тому, что происходит сейчас. И нужно сказать: чертовски плохая подготовка, раз я не способна стойко выдержать столкновения с Титовым. Точно так же, как не могла победить его в боксе, – сколько ни маши руками и ногами, нанести удар невозможно. Жалкими попытками только себя доведу до изнеможения. И ничего больше.

Теперь я точно понимаю, что Влад, как и Ден, поддавался мне во многом. Позволял верить, что я сильная и на что-то способная, а мои выходки помогают мне одержать победу и выбить хоть немного свободы. Очередная ложь. Иллюзия, которую Влад даровал мне по каким-то своим непонятным причинам.

Я снова облажалась. Снова взорвалась, спалив спальню Титова, надеясь вывести его из себя так же, как он постоянно выводит меня. И вроде бы у меня получилось: он разозлился, да только, как всегда, быстро взял себя в руки, лишив меня возможности как следует позлорадствовать. А потом и вовсе умело надавил на мою кровоточащую рану и приставил ко мне охранников, которые в прямом смысле до самого сна ни на секунду не спускали с меня глаз.

И кому, спрашивается, я сделала хуже? Только себе. Опять. Пока я находилась несколько часов под пристальным надзором псов, все мое удовлетворение от импульсивной выходки скатилось к нулю, а грызущая боль в груди возрастала с каждым вдохом.

«Быстро ты, однако, пережила смерть Андрея.»

Не правда! Ничего я не пережила и вряд ли хоть когда-нибудь смогу это сделать полностью. Я ни на миг не прекращаю думать об Андрее, Егоре и других парнях. И о том, в каком пламенном аду они погибли. Именно поэтому вчера даже не смогла полюбоваться огненными всполохами. Стоило облить всю спальню Титова алкоголем и чиркнуть спичкой, как меня одолела паника. Вид огня – словно кнопка запуска кинопленки – мгновенно прокрутила перед глазами кадры взрыва в аэропорту, и невыносимая боль захлестнула меня. Я тут же выбежала из спальни и еще несколько минут пыталась прийти в чувство. Даже не могла набраться смелости приоткрыть дверь, чтобы проверить, удалось ли что-либо поджечь. Лишь темный дым, поваливший из-под дверной щели, дал понять, что моя цель достигнута.