Клементина не была уверена, что правильно поняла то, что произнёс молодой индеец. Он говорил резко, отрывисто и не слишком внятно – будто глотал часть произносимых слов. Чтобы сосредоточиться на его речи, она прикрыла глаза.
Когда Клементина их открыла, она была на поляне одна.
Глава 9. Вот ваши земли, монсеньор!
Мориньер не сводил взгляда с вычерченной им только что линии на карте.
Думал: «Ему очень повезло в том, что тут, на краю земли, собралось одновременно столько сильных, мужественных, готовых противостоять любым сложностям людей. И что люди эти готовы идти с ним».
Ему не пришлось никого уговаривать. Моряки согласились на его предложение ещё до того, как он успел закончить свою речь.
Они не привыкли прохлаждаться. Отсутствие ежедневных забот делало их раздражительными, даже злыми. Когда он, Мориньер, заговорил о выборе – зимовать в Квебеке или выстроить форт на берегу реки и переждать зиму там, подавляющее большинство высказалось за второй вариант.
– Что нам делать в городе? – кричали они. – Сидеть по сараям? С утра до ночи толкаться в тавернах? Так у нас и денег столько нет! А в сараях – не перезимуешь! Или замёрзнешь, или сопьёшься, согреваясь!
Мориньер улыбнулся – они были правы. Квебек плохо был приспособлен к приёму многочисленных гостей. В тавернах недоставало комнат, чтобы разместить такое количество моряков. Да и, Мориньер был уверен, горожане не очень-то хотели, чтобы столько молодых бездельников коротало месяцы в городе. В Квебеке и без них хватало проблем.
Так что две корабельные команды – экипажи «Целестины» и «Сабины» – готовились в ближайшее время выступить в поход. Лишь несколько человек из команды «Целестины» оставались в Квебеке со своим капитаном Моленкуром, чтобы следить за ремонтом судна и при необходимости способствовать ему.
Северак тоже выказывал желание следовать за ним, Мориньером. Более того, он настаивал. Однако Мориньер просил его не покидать города.
– Мне может понадобиться ваша помощь именно здесь, – сказал он.
*
Мориньер отложил перо, потянулся. Вспомнил недавнюю свою встречу с секретарём суда, господином Бонна.
Бонна показался Мориньеру человеком забавным и в какой-то мере симпатичным. Выражение лица епископа Лаваля, волею случая присутствовавшего при их с секретарём суда разговоре, демонстрировало полное с ним, Мориньером, на этот счёт согласие.
Присаживаясь рядом с Мориньером на стоявшую в приёмной банкетку, монсеньор де Лаваль коснулся его руки:
– Господин Бонна у нас – гроза всех растяп и ротозеев. В делах его царит безупречный порядок.
Мориньер кивнул. Понял, что хотел сказать ему епископ: «Свой общественный долг господин Бонна знает хорошо и следует ему безукоризненно. А что ещё требуется от слуги закона?»
Собственно, Мориньер и не собирался это опротестовывать. Улыбался только, наблюдая за происходящим.
Господин Бонна принял его сразу – рекомендации отца Лалемана и присутствие рядом с новоприбывшим епископа де Лаваля были достаточно веской причиной для того, чтобы проявить к посетителю уважение. Но дальше дело ощутимо замедлилось. Господин Бонна очевидно не собирался плясать под чью бы то ни было дудку.
Он молча принял у Мориньера бумаги. Перечитал несколько раз письмо, рассмотрел его со всех сторон, внимательно изучил все прочие документы. Был почтительно-медлителен. «Вы все, безусловно, люди достойные, – говорил весь его вид, – но и мы тут не зря штаны просиживаем. Уж извините».
Это «уж извините» так явственно читалось на его лице, что Мориньер чувствовал даже что-то вроде умиления.
И монсеньор де Лаваль улыбался едва заметно – «очень дотошный человек, очень».