Он шевелит губами, делая знаки, что это неотложный звонок. Да уж, не сомневаюсь. Но мне плевать.

– Открывай, ты, ублюдок! – кричу я. (Здесь следует добавить, что я обычно не произношу таких слов.)

А он опять поворачивается ко мне спиной!

Я снова дергаю ручку. На этот раз так сильно, что она едва не отрывается от створки. С неохотой, или мне так кажется, он кладет телефон в карман и открывает окно.

– Это она, да? – требую я ответа, врываясь внутрь.

– Ты о чем?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, черт побери! Дай мобильник.

Он инстинктивно прикрывает рукой карман:

– Не надо. Прошу!

Поздно. Я уже подскочила и выхватила телефон, и теперь лихорадочно пытаюсь посмотреть, с кем был последний разговор, но муж отбирает у меня трубку. Я выдергиваю телефон из его рук, и он снова отнимает его. Лицо мужа красное, глаза испуганные.

– Кэрол была с тобой, когда ты выбирал этот сраный игровой домик, да? – ору я. – Ну, давай! Признавайся!

Роджер колеблется. Всего секунду. Но этого достаточно.

– Все совсем не так, как… – неуверенно начинает он.

– Ах ты, сволочь! – кричу я. – Ты все равно этого не стоишь! Ты все разрушил. Все. Молодец, возьми с полки пирожок! Ступай к ней, она с радостью тебя примет. Но не думай, что у тебя останется и семья! Я позволю ей строить из себя бабушку только через мой труп!

И тут я вспоминаю. Джош! Где он? О господи. Как я могла оставить его без присмотра? Проклятый Роджер. С возрастающим чувством ужаса, от которого волоски на руках встают дыбом, я осознаю свою вину.

На лужайке пусто. Паника подступает к горлу, мешая дышать. Я пытаюсь рассуждать, пока несусь в дальний конец сада. Ребенку отсюда не выбраться, так? После рождения внука мы укрепили забор между нами и соседями. Джош не сможет перелезть через запертую на висячий замок боковую калитку, выходящую на дорогу. Она слишком высокая. Его нет на деревянной горке и качелях, которые мы купили ему к четвертому дню рождения. В игровом домике, может быть? Я бросаюсь туда и заглядываю внутрь. Стул и столик с книжкой-раскраской, наполовину изрисованной. Больше ничего. В беседке его тоже нет.

Бьют церковные часы.

И тут у меня замирает сердце. Когда люди так говорят, они подразумевают, что это просто оборот речи. Но мое сердце действительно перестает биться в момент, когда я заглядываю за игровой домик и вижу выломанную доску в заборе. Как такое могло случиться? Мы все проверяли на прошлой неделе. Теперь здесь щель. Достаточно большая, чтобы туда мог пролезть ребенок…

Я отрываю занозистые доски, царапая ладони, не чувствуя боли, пробивая путь на соседний участок. И в этот момент вспоминаю слова Роджера. «…Заходили новые соседи – сказать, что они переустраивают сад».

Здесь пруд. Большой пруд с причудливыми чашами для фонтанов в центре.

И на поверхности воды плавает маленькая красная футболка.