Опускается дымчато вечер.
По холмам бирюзовым блуждает мой взгляд,
не забыв дом у маленькой речки,
я сегодня машу вслед большим кораблям.
Мне бы к маме на неделю
На душе с утра метелит.
И на улице метёт.
Мне бы к маме на неделю —
растопить сердечный лёд.
К ней котёнком прижимаясь,
под сухих поленьев треск
рассказать, как мне бывает
одиноко вдалеке.
Внемля мудрости утешной,
мокрый нос в халат уткнув,
под молитву безмятежно
в царстве рук её уснуть.
Пробудившись, утром рано
с песней в горнице прибрать…
Для меня в родных пенатах
стала б мелочью хандра.
На душе с утра метелит.
И на улице метёт.
Мне бы к маме на неделю —
растопить сердечный лёд.
Рыжее чудо
Откуда ты, рыжее чудо,
подарок нежданный с утра,
чтоб не был Пиратом обскубан,
а ну-ка бегом со двора!
И что ты прищурил глазищи,
страдальческий делаешь вид,
нос розовый в ноги мне тычешь;
налью молочка… потерпи…
Какой же ты, право, ледащий.
Что чешешься? Блохи небось?
Ну ладно… запрыгивай в ящик,
незваный до завтрака гость.
Красавчик… что золота слиток,
откушал и тут же ко сну.
Да ты, брат, породы элитной…
А может ты осени внук?
И всё повторится сначала
«УЧИТЕЛЬ! ПЕРЕД ИМЕНЕМ ТВОИМ ПОЗВОЛЬ СМИРЕННО ПРЕКЛОНИТЬ КОЛЕНИ!»
Посвящается моей любимой учительнице русского языка и литературы
Шепеленко Наталье Карповне
Улетят журавли,
дождь дороги размоет,
с силой буйною ветер листву разметёт,
обнажившись, деревья застынут в покое,
и опять в «однокомнатном доме» её
терпкий дым разольёт чай с лавандой и мятой,
плечи нежно обнимет пуховый платок,
раньше звёзд загорится настольная лампа,
лягут стопки /тетрадей в линейку/ на стол.
Сняв очки…
ровно в полночь она, не вздыхая,
приготовит к утру шарф и платье плиссе,
как всегда…
на шесть тридцать будильник поставит,
чтобы школьную дверь отворить раньше всех.
Спать ложась, плотно сдвинет она занавески,
только мысли во тьме перерыв не возьмут,
будет перед глазами мелькать разноцветно
не усыпанный розами пройденный путь.
Репей
Эх, Собака ты, Собака, ты чего идёшь за мной?
Видеть, думаешь, мне сладко взгляд отчаянно-больной.
Знаешь что, подходом тонким сердце де>′вичье не рви.
Зря не ластись к незнакомке, ей сейчас не до любви.
Не таращь свои глазищи, грустью их не рассмешишь,
разумею… взглядом ищешь струнки слабые души.
Что же ты понять не хочешь, мне тебя не взять домой,
не могу тебе помочь я, этот город мне чужой.
Слушай, чётко объясняю, болью душу не томи.
Где твой паспорт? Где? Не знаешь… Как билет тебе купить?
Ты привязчива, однако, что ль от холода дрожишь?
А… давай-ка ты, Собака, мне в вальсочке покружись.
Супер! Ешь теперь сосиску. Да не прыгай, больше нет.
Хватит шарф мой новый тискать… Что с тобою делать мне?
Может вместе на коленях у вагона мы споём,
проводник нас пожалеет и возьмёт в купе своё.
Слушай, выход есть умнее … сдам сейчас я свой билет.
Я ночным могу уехать… в принципе, не к спеху мне.
Жди. Куплю я бутерброды. После трапезы, Репей,
в частном секторе побродим — не без добрых мир людей.
Ладно… ладно обнимайся… Сердце как стучит твоё.
Мы найдём тебе хозяев… обязательно найдём.
Счастливое детство
Скрылось давно за далями детство…
но и сегодня помнятся мне:
райская мягкость панцирной сетки,
пахнущий солнцем бабушкин хлеб.
Первая кукла в платье невесты.
Первый азарт —
в пристенок игра.
Класс,
озарённый солнечным светом,
букв и слогов танцующий ряд.
С корнем годам из сердца не вырвать:
валенок новых тёплый уют,
в клетку пальто
(с расчётом на вырост),
мягкий отцовский шарф от простуд.
Фикус /богатство/ горницы низкой,
в красном углу лампадки фитиль,
в сахарной пудре мамины птицы
из «золотой» пасхальной муки.
Банька в яру… купанье в кадушке,
первой пластинки чу