– Осторожнее, – прошу я: муж не должен увидеть никаких признаков моей неверности... По крайней мере, пока.

Но Паша все равно клеймит меня собой: оставляет на моем теле следы своих прикосновений, свой запах, свое дыхание, свои поцелуи, свой пот, смазку, сперму... Я совершенно пьяна нашей близостью, я купаюсь и утопаю в этом ощущении принадлежности любимому мужчине, полностью отдаваясь во власть его жарких объятий. Мы кончаем вместе, крепко переплетенные телами, и я закрываю глаза, чтобы остаться в этом мгновении хоть ненадолго и не возвращаться слишком быстро в холодную жестокую реальность.

6. 6 глава. Сделки с совестью

– Не хочу, чтобы ты уходила, – шепотом говорит Паша, рисуя пальцами узоры на моем обнаженном и влажном после жаркой любви теле. Эти прикосновения одновременно будоражат и успокаивают. Я перехватываю его ладонь своей и подношу к губам, чтобы поцеловать мужское запястье, увитое тонкими голубыми венами:

– Я тоже не хочу уходить.

– Тогда останься еще ненадолго, – просит мой любимый мужчина. – Он же написал, что можно не ждать его на ужин, – Паша никогда не называет моего мужа по имени, и я его понимаю, но в ответ лишь качаю головой:

– Да, но у нашего дома есть глаза и уши, ты же знаешь... Если меня не будет слишком долго – это вызовет подозрения.

– Как ты можешь оставаться такой хладнокровной и продуманной, – он грустно улыбается и в ответ на мой поцелуй тоже подносит к губам мою ладонь.

– Я научилась за семь лет брака. Выбора не было, – вздыхаю я. Паша в нашей паре – сердце, а я – разум. Он хоть и работает адвокатом жертв домашнего насилия, сохранил в себе какую-то детскую наивность и непосредственность. Это трогательно и безумно мило. Паша – романтик и сентименталист, а я – выученная жестоким опытом реалистка.

– Тогда иди в душ, – он кивает и провожает меня взглядом, пока я не скрываюсь за дверью спальни. Паша знает: если он станет меня удерживать – мне будет слишком больно, и я сломаюсь... А мне нужно вернуться домой. Хотя мой настоящий дом и мое сердце, конечно, здесь.

Как бы мне ни хотелось хоть ненадолго оставить на коже запах любимого мужчины, я тщательно смываю его, перекрывая ароматом пахучего апельсинового геля для душа, а волосы и вовсе промываю два раза: у Давида тонкое обоняние. И, признаться, хороший вкус. В добром расположении духа он дарит мне восхитительные французские и итальянские духи. А вот ядреный апельсиновый гель ему не нравится, зато не возникнет никаких сомнений, что я принимала душ дома: точно такой же флакон стоит в ванной комнате в нашем особняке. Да-да, все верно: я приду домой и запрусь в ванной, чтобы изобразить, что моюсь после прогулки. Даже волосы придется намочить, чтобы выглядело естественно.

Зато сейчас я тщательно высушиваю их феном, убирая в высокий хвост точно так же, как было раньше. Надеваю всю ту же самую одежду. Паша наблюдает за мной, прислонившись к косяку спальни. Штаны он надел обратно, а вот пресс оставил обнаженным, видимо, чтобы меня подразнить. Но я не поддаюсь на его провокации, коротко чмокая мужчину в губы:

– Мне пора, любимый.

– Знаешь что? – говорит он неожиданно, когда я уже почти выхожу за дверь, и мне приходится обернуться:

– Что? – я с любопытством щурюсь.

– Мы назовем нашу дочку Ксенией.

– Почему ты решил, что будет именно девочка? – улыбаюсь я.

– Я просто знаю.

Домой я точно так же возвращаюсь на трех такси. Плачу водителям исключительно наличкой: выписки с моих банковских счетов ежемесячно просматриваются мужем. А так можно считать, что я потратилась на косметику или новую брошь к платью. Подходя к особняку, вдруг замечаю за собой, что думая о последних словах Паши, я невольно держу левую руку на животе... Тут же одергиваю себя: нельзя, Алина, нельзя! Ты не должна вызывать никаких подозрений!