Глеб рассмеялся, и я обрадовалась этому смеху, мне совсем не хотелось, чтобы он начал сомневаться в моих словах, не в определении понятия человека, а в моём отношении к нему. Но вот он опять задумался, и когда я уже хотела встать и подойти к нему, поднял на меня глаза и спросил:

– Тебе тяжело постоянно находиться во дворце?

– Почему ты так решил?

– Ты сказала, что редко выходишь.

– Нет, не очень, хотя иногда хочется прогуляться куда-нибудь с тобой.

Он задумался, но качнул головой и признался:

– Пока это нежелательно.

Вопросов я задавать не стала, только посмотрела на него встревожено.

– Переживать не о чем, но пока нежелательно.

– Кланы?

– Кланы, их встревожил побег Аарона.

– Поэтому они вчера здесь были?

– Да.

– А Олег? Они обвиняют его?

– Нет, его нет.

– А кого? Они же должны искать виноватого, раз ты обещал их от него защищать.

Глеб кивнул, но не ответил, и я поняла.

– Они обвинили тебя. И что теперь будет?

Ну, конечно же, он промолчал о самом главном, занимаясь мной и моими переживаниями, умолчал о такой мелочи, как война со всеми кланами.

– Глеб, не молчи, я насочиняю себе страхов и буду бояться за тебя. Лучше сразу скажи правду, чтобы я боялась настоящей проблемы.

– Ничего страшного, всё будет хорошо, переживать не нужно.

– Ты сказал им, что сам отпустил Аарона? Я правильно поняла, защищая Олега, ты принял огонь на себя? Раз ты за него отвечаешь, то только ты мог его отпустить. Он успел много, ну, кого-нибудь, по дороге сюда…

– Нет, Олег не позволил, но их заметили и сообщили в кланы. В доме тебе совершенно безопасно находиться, но выходить пока не стоит, на всякий случай. Я не смогу тебя сопровождать, может получиться так, что мне придётся срочно уехать.

Я встала и подошла к нему.

– Глеб, скажи правду, это очень опасно для тебя? Я верю, что ты самый сильный, умный и всякое такое, но когда толпа, тоже не слабых, а много толп, то совсем страшно таким как я.

Глеб ответил сразу, и я этого испугалась, поняла, что он что-то от меня скрывает.

– Для меня это совсем не опасно. Им придётся поднять всех боевиков и ещё кого-нибудь, а столько они без меня не соберут. Меня волнует другое.

Глеб решил поделиться со мной своим волнением? Я вся напряглась, это совсем на него не похоже.

– Я обещал Аарону, что позволю ему с тобой встретиться, когда это будет возможно.

– Конечно, если ты так решил, я поговорю с ним.

Глеб подозрительно посмотрел на меня, даже глаза прищурил. Он, что, ревнует меня? Я даже улыбнулась этой мысли. Подозрение в глазах Глеба усилилось.

– А ты сама разве не хочешь с ним поговорить?

– Глеб, я хочу с ним поговорить, но только тогда, когда он будет в состоянии понимать значение Норы в своей жизни. Слушать его измышления о любви ко мне я не хочу.

Мой ответ поразил Глеба – он долго смотрел на меня, пытаясь осознать моё откровенное признание в своём равнодушии к Аарону. В нём, видимо, ещё оставалось воспоминание о моём поцелуе в благодарность за камень. И то, что я не стала бросаться спасать его в борьбе со своей агрессивностью, тоже удивляло его. Я только что согласна была запереться навечно в сейф из-за совершенно незнакомой девочки, но не бросаюсь спасать Аарона. И я решила помочь Глебу понять меня:

– Аарон сам решил пойти на отказ от живой крови, он знал процесс, понимал все сложности. Ты прошёл это сам без чьей бы то ни было помощи. Говорить мне, что он сделал это из-за меня – слабость. Получается, что я виновата в его страданиях, должна оценить поступок и броситься ему на шею? Он знал, что я его не люблю, ценю его помощь, уважаю, но не люблю и не полюблю никогда. Обсуждать это с ним я не хочу. Но если будет необходимость, я скажу всё, что думаю.