Как Глеб что-то мог понять, если я заявляю, что готова сдержать своё слово и умереть за тех девчонок в санатории, потом устраиваю почти сцену ревности, признаюсь в любви прилюдно, закатываю истерику на весь дом, и так далее, и тому подобное. Притом, что было изначально известно, что он просто позволил мне ещё пожить некоторое время в каких-то своих интересах и я на самом деле для него только кусок мяса и сколько-то там литров крови. Думая эту мысль, я не очень обращала внимание на разговоры за столом. Конечно, я не сразу смогла её думать. Некоторое время я смотрела на Юлию, которая почему-то сидела не рядом с Глебом, а напротив, рядом с Андреем. Он ухаживал за ней, что-то напевал в ушко, а она слегка гримасничала и кокетливо смотрела на Глеба.

Юлия для них тоже шницель, только свежий. В отличие от меня. За последние дни после похищения я потеряла ощущение реальности, расслабилась и чувствовала себя со всеми очень свободно и даже уютно, особенно с Самуилом и Виктором. Ледышка в душе, почти растаявшая, опять зашевелилась.

Глеб, что-то обсуждавший с Виктором, неожиданно обернулся ко мне и спросил:

– Тебе плохо?

– Нет, всё хорошо. Просто я немного устала.

Я физически не могла находиться с ними за столом. Со всеми. Даже с Самуилом. Слёзы готовы были брызнуть из моих глаз в любой момент, я их еле сдерживала, высоко подняв голову. Олег заметил моё состояние и сразу подошёл ко мне. Выйдя из-за стола в абсолютной тишине, я сказала:

– Нет, Олег, я пойду сама, мне нужно прогуляться. Всем доброй ночи.

Он, конечно, пошёл за мной, но на некотором расстоянии.

Выйдя на балкон, я долго стояла и смотрела на закат. Оледенение в душе осушило слёзы, стало спокойно и пусто. Голос Глеба вывел меня из этой пустоты:

– Что случилось?

– Ничего. Глеб, ты действительно, можешь больше не волноваться – истерик не будет. Я сейчас пойду спать. Посмотрю на закат и пойду. Я надеюсь скоро уже прийти в себя и больше не доставлять вам никаких хлопот. Олег, проводи меня, пожалуйста.

Появления Юлии никто не ожидал.

– Глеб, дорогой, мы уже все идём спать. Ты с нами? Какой закат бесподобный, я буду стоять с вами и любоваться.

Олег усмехнулся и церемонно подал мне руку. Мне ничего не оставалось делать, как пойти с ним, хотя теперь я бы с удовольствием посмотрела продолжение сцены с закатом.

На следующее утро Самуил придумал мне лечение рёбер, требующее постельного режима. Я лежала вся обмотанная какими-то широкими бинтами, и, отговорившись больной головой, уходила от разговоров. Самуилу это категорически не нравилось:

– Катенька, почему ты не хочешь выздоравливать?

– Хочу. Скоро вам уже не придётся носиться вокруг меня. Я буду полностью самостоятельна. Буду гулять на балкончике и любоваться морем и закатами.

– Мне не нравятся твои грустные мысли.

– Ты знаешь мои мысли?

– Я их вижу по кардиограмме.

Далось им моё сердцебиение.

– Самуил, я уже взрослая девочка и могу сама решать проблемы своего нервного устройства.

– Бог мой, этого я и боюсь! Насочиняешь себе ужасов и будешь страдать.

– Ужасы я уже видела, сочинять нет необходимости.

Он сразу замолчал и как-то съёжился, не ожидал видимо такого оборота. С ним я никогда не говорила о том, что произошло в санатории. Я была как бы простым пациентом, хотя была уверена, что он в курсе – откуда я появилась. Собравшись с духом, он сказал:

– Не волнуйся, девочка… всё будет хорошо.

Больше мы не возвращались к этому разговору. Самуил распеленал меня только после того, как ушёл Олег, присланный пригласить меня на ужин. Вздохнул несколько раз, пожелал доброй ночи и ушёл.