Надя приоткрыла замок, но ничего не увидела внутри. Только что-то мелькнуло из-под руки и скрылось между ступеней эскалатора. Она с ужасом смотрела на свои пустые ладони, напряжено рассматривала руки, переворачивая ладони. Согнувшись пополам, близоруко вглядывалась в ребра ступеней, вот-вот готовых пережевать все живое, что попадет между ними. Взрослая женщина была готова заплакать. Как будто не букашка потерялась, но смысл всей ее бестолковой жизни, в которой не было ничего и никого, кроме собаки. Собаки, которую, надо было признать, единственным разумным вариантом было перестать мучить и усыпить.

Надя смотрела под ноги, на ступени, однообразно, одна за другой бесследно исчезающие. Уже на выходе с эскалатора она подняла глаза и прямо перед собой на широкой мужской спине увидела свою пассажирку. Божья коровка выезжала из тьмы на свет. Надя протянула руку, но вовремя спохватилась, одернула себя и, сбросив с ресниц ядовито-соленое, пошла следом за мужчиной. Нужно было убедиться, что все получилось.

Солнце ударялось о двери метро. На улице разливался июнь.

Надя посмотрела вслед уезжающей божьей коровке, затем зажмурилась, вытягивая из скрипучей пасти памяти старое, пыльное:

Божья коровка,

Улети на небо,

Принеси нам хлеба

Черного и белого,

Но только не горелого.

В этот момент божья коровка взлетела ввысь.

Давным-давно, в седых веках, в далекой Азии Восточной,

В суровых облачных горах родились реки, непорочны,

И понесли потоки вниз, в леса, предгорья и долины,

К ущельям, где туман повис прозрачной тонкой паутиной.

Там много-много лет назад, тугой листвой от взглядов скрытый,

Дальневосточный леопард соперничал с амурским тигром —

Издревле Уссурийский край и горы Сихотэ-Алиня,