На кухне допекалась последняя партия пирожков.

– Мам, а если порезаться и промыть водкой, этого хватит? Чтобы не было заражения крови, например?

– Катя, ты порезалась? В каком месте? Покажи!

– Да не я, это так, в универе.

– А то я уже испугалась…

Да, мам, конечно, если с Катей все в порядке, можно и не пугаться. Хотя все ли с ней в порядке? Теперь я не была в этом уверена. Но, думаю, маму хватил бы удар, узнай она, что нормальность дочери закончилась ориентировочно в начале девятого класса, когда та додумалась влюбиться в самого красивого парня в школе. Наверное, потому что родители мне всегда твердили, что я самая лучшая и могу все. Вот я и поверила, и нет чтобы подобрать объект попроще… У Катеньки мания величия. Катенька на меньшее не согласна… И все-таки что же должно произойти, чтобы человек стал таким неузнаваемым? Все меняются, да. Я тоже изменилась, особенно за это лето. Но не так же сильно…

В следующий раз я увидела Андрея через неделю. И снова в библиотеке. Пришла готовиться к сессии и даже, между прочим, уже перестала думать о том, почему Громов мне тогда нахамил. Ну… почти перестала.

Наверное, он чувствовал, когда я начинаю его забывать и расслабляться. И появлялся всегда мне назло. Ничем другим такие совпадения объяснить было нельзя.

Я напряглась. Совсем не собиралась с ним заговаривать – двух прошлых бесед мне хватило. Но он подошел сам, сел рядом, положил на стол свои учебники, нашел на телефоне какую-то музыку, заткнул уши наушниками… Я осторожно посмотрела на его руку. Конечно, порезы были еще заметны. Мог бы и поздороваться. Но он не поздоровался, и я промолчала.

Теперь мне оставалось либо плюнуть на то, что я сижу рядом с ним, и заниматься, либо плюнуть на занятия и сосредоточиться на ощущениях. Будь я романтической дурочкой, точно пошла бы по второму пути. Но я же Катя-которая-все-может! Жалко, у меня нет наушников, я их потеряла. С ними было бы легче делать вид, что мне все по барабану.

Мы просидели так, наверное, целый час, уткнувшись каждый в свою тетрадь. Не могу сказать, что я очень хорошо соображала. Все-таки его соседство не пошло мне на пользу. Напишу несколько предложений – и забываю, что написала.

Наконец я должна была признать, что организм в целом у меня сильнее голоса разума. Гормоны и все такое… По крайней мере пока. И я решила подкормить этот организм бутербродами. Живот уже сводило от смеси голода, волнения и все-таки злости – как Андрей может сидеть рядом со мной, как с неодушевленным предметом.

Бутерброды у меня с собой были вкусные, с колбасой. Наверное, в другое время я бы постеснялась шуршать пакетом и жевать при объекте своей страсти. Но он, между прочим, при мне водку пил и не стеснялся. Я решительно достала бутерброд, откусила и тут услышала:

– Жрать над библиотечным учебником… До чего докатились первокурсники…

– Завидно? – спросила я. – Завидуй молча.

И стала ждать, когда он мне снова нахамит. Теперь хоть есть за что. Но он вдруг процитировал мультик времен детства моих родителей:

– Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь…

– А что, неужели надо колбасой на язык?

Я повернулась и увидела, что он вытащил один наушник и теперь внимательно на меня смотрит. Кажется, совсем не собираясь со мной ссориться. Или заинтересовавшись, откуда и в моем культурном коде такое ретро…

– Да, так вкуснее получится.

И тут меня проняло. Пробило морозом по позвоночнику. Была бы я в мультике – наверное, в глазах бы сердца появились, а вокруг головы – обруч из искорок. Это же он? Андрей? Да, он. И мы сидим рядом… И… что? Общаемся? Просто так? Я автоматически взяла второй бутерброд из пакета и протянула ему. А он взял. Откусил и сказал: