– Спасибо, что так всё сделала, всё равно бы у нас ничего не получилось, просто ты поняла раньше…

Глава 8.

Сейчас

– Вертолёта не будет, – докладывает Михаил Иванович – буровой мастер, – погода нелётная. Пока до вас добрался, чуть самого не унесло. Да и метель обещали.

– Прогноз надолго? – спрашиваю. Мой арсенал не рассчитан на длительное, серьёзное лечение.

– На три дня вперёд сообщили. Продержитесь? – спрашивает, заглядывая на жилую половину, явно обращаясь к Никите, и видя его цветущую физиономию, добавляет, – красавчики мои.

– Продержимся! – бодро гнусавит Никитос. Если бы не маска Бэтмэна, разливающаяся на верхнюю половину лица лилово-чёрной кляксой, да лёгкий кашель, которым обзавёлся, отдыхая в сугробе, то можно сказать, что он огурец.

– Не факт, – осаждаю его оптимизм, – у нас тут, кажется, назревает пневмония, – имею ввиду второго красавца, – а у меня, сами понимаете, лекарств выбор невелик.

Стрельцов не перечит, потому что уже пышет жаром, как печка и ручаться за себя не может.

– Не было печали! – охает мастер, – ты, если что потребуется, говори, Инна, я вечером ещё зайду, – и отправляется на выход.

– Иваныч, погодь! – окликает Никита, – я с тобой!

– Куда?! – мы в один голос с мастером.

– К себе в вагончик, – поясняет герой, – эта бадяга надолго, а тебе спать негде, я ж не инвалид, буду сам на осмотр приходить, – он прав, температура спала, от сломанного носа не помрёт, таблетки я тоже ему подобрала, главное, чтобы больше не переохлаждался,

– Я сама буду тебя навещать, иди, – отпускаю.

Спустя минут десять, они уходят, Никита бросает уже в дверях,

– Занимайся своим оранжерейным!

– Почему моим? – успеваю спросить, но он уже не слышит…

***

Покопавшись в нехитрых аптечных запасах, выбираю анальгетик с жаропонижающим эффектом и не очень сильный антибиотик, за неимением лучшего. Набираю шприцы,

– Давай, лечить тебя, что ли буду! – даже не представляю, каким тоном с ним разговаривать. Он молча поворачивается ко мне задом. Надрать бы этот зад хорошенько за все мои обиды! Но я же, всё-таки, врач…

Потом в медпункт не зарастает народная тропа.

Сначала Толик Верховцев перед сменой,

– Ну, как там мой сосед? Жив курилка?

– Жив, пока. Ты принеси смену белья ему: трусы, футболку или майку, будь добр.

– Ладно, после работы зайду, занесу, – сегодня он покладист, не то что вчера, – ты, Ин, прости, я не понял, еле до дому дошёл, сама видела.

– Иди уж, – прощаю, – бельё не забудь.

– А ведь это ты – виновница торжества! – помигивает перед уходом уже в дверях довольно гадливо.

– Да нет, это у кого-то в голове опилок много накопилось, видно слежались, вот и решили встряхнуть! – тоже мне, воспитатель.

Через час вчерашний юбиляр Семёныч,

– Это, как же так вышло-то? Вроде всё тихо, мирно… – и опять эта укоризна во взгляде. А у самого, лицо помятое.

– Видите, что алкоголь с людьми творит, – развожу руками.

– А Игоряха надолго слёг? – косится на Стрельцова, – вдруг, чего по электрике.

– Ненадолго, – хрипит тот из-за моей спины, видимо, после укола вынырнув ненадолго из горячки, отчего ему полегчало.

– Запрашивайте подмену, – напутствую Семёныча.

– Понял, – и уходит, а сам всё бормочет, – да как же так вышло-то? Вроде всё было…

Потом зашла Алла, обеспокоенная и недовольная,

– Ну, как они?

– По-разному, – я сторонюсь, пропуская её из тамбура в лазарет и давая обзор, – Красавин ушёл к себе, а этот, вот…

Алла, снимает меховую шапку, напоминающую сугроб и, обстукав с ботинок снег, осторожно двигается к койке, а я, не желая смущать, накидываю пуховик и выхожу на воздух.

На улице метёт так, что соседнего вагончика почти не видать, ледяной ветер зло швыряет в лицо не то что снегом, а колючим, царапающим льдом! Погода, точно, не лётная. Хоть бы поскорей стихло. Интересно, у них со Стрельцовым серьёзно?