Вот детский сад в старом доме – уникальный образец деревянного модерна рубежа веков, уральцы строили свои дома в стиле модерн из бревен, потому что дерева было навалом. Европе же приходилось обходиться камнем и кирпичами. В этом садике не было удобств, например унитазов, детям просто выставляли горшки, зато там был камин и огромный рояль, и красивые большие окна с рокайльными узорами из темного дерева по краю. И там был друг, настоящий друг, мальчик Сережа по фамилии Завей-борода.

Это то, что ребенок получил взамен Африки, взамен собаки, взамен одиночества – получил друга.

Хахаль мамкин утку привез, она стала жить в деревянном ящике, повязанном платком поверху вместо крышки. У утки было прострелено правое крыло, подобрали ее на охоте. Она волновалась ночью, билась крыльями о стенки посылочного ящика, и ребенок гладил изгиб ее шейки и маленькую горячую голову, ночи напролет. Тогда только, только так утка затихала.

Утром, уходя в школу, ребенок застилал комнату – всю, и кровати, и пол, и стол, газетами, и выпускал утку из ящика. Та летала на сломанном крыле по комнате 18 квадратных метров и гадила беспощадно, с плотностью ковровых бомбардировок. Всё, всё, всё было устряпано светло зеленой жидкостью с серыми вкраплениями более твердых составляющих. Птица как бы уверяла, отпустите, а то хуже будет. Ребенок после школы час убирал газеты, и тряпкой оттирал, то, что попадало мимо, если газеты сдувало волной при налете. Посещения гостей-одноклассников исключались. Кто же из них, учеников начальных классов аглицкой школы, не заколдобится, увидев такой гадюшник? Мать тоже была недовольна, и требовала убирать комнату тщательнее. Ела утка хорошо, хлеб с молоком, но тосковала ужасно, чтобы она не сбила себе грудь о стекло, дверь на балкон всегда завешивали шторой.

Птица исчезла через пару месяцев. Хахаль, то есть мамкин друг-охотник, внезапно пришел и забрал ее. Мамка убеждала, что повез ее на Украину, чтобы там выпустить на волю. Но сказано это все было с каким-то таким нехорошим смешком, что ребенок заплакал и стал спрашивать, не съели ли эту утку, ни за что, ни про что? ведь уже холодно, и крыло у нее криво срослось, куда же ее увезли, что за Украина – разве там зимы не бывает? Лыжи, школа, сомнения.

Соседка Райка – крановщица стала женихов приводить со стройки, она жизнь мамкину починяла на свой лад, а та закрывалась от нее на английский замок, пряталась, грустила, все ждала охотника, который почему-то не ехал. Раиса просила подростка Гарика из соседней комнаты на балкон залезть – дверь открыть, и укоряла мать за то, что та прикидывается спящей. Высокая сильная татарка, с вечными бигуди под красной газовой косынкой, и сама сигала с балкона на балкон на высоте третьего этажа, если дома Гарика не было, а были его мать или сестра, черте что! Мама брала рюмку с водкой, держала на весу в тонкой руке, морщилась, когда выпивала и через силу улыбалась незваным гостям. Она ждала охотника, а его все не было. Все чаще она лежала на диване, уставившись в одну точку на потолке, не реагируя на системные запросы ребенка. Или сидела с книжкой Поля Валери, которую он ей подарил.

– Это хандра, – говорила она ребенку.

– Что такое хандра?

– Это меланхолия.

– Что же такое меланхолия? – спрашивал ребенок, не понимая.

– Это грусть.

Но из-за чего грустить, когда солнце светит и можно пойти на Ленина, 5, за мороженым, там самое вкусное мороженое, и все вокруг так интересно, кругом мир и разные люди, ребенку было совсем непонятно. Даже пластинки звезд французской эстрады мать больше не крутила на проигрывателе, и ребенок не решался поставить сказку в гнетущей тишине. Этот блестючий проигрыватель «Сириус М» принесли вдвоем на руках мама с охотником, счастливые и мокрые от первого весеннего дождя, год назад.