Она в долгу перед Зои за свой поступок. Увы, содеянного не изменишь…

Частная больница открылась два года назад недалеко от Виндзорского моста. Из ее окон пациентам открывался вид на реку Эйвон. В городе, знаменитом своей георгианской архитектурой, проект здания прошел все мыслимые архитектурные комиссии и согласования, несмотря на свои смелые, современные поверхности из сверкающей стали и черного стекла. Четырехэтажная клиника оказывала как стационарную, так и амбулаторную помощь. Здесь имелось восемьдесят кабинетов и палат для пациентов, оборудованный по последнему слову техники диагностический и терапевтический комплекс, четыре операционных и психиатрическое отделение, от которого Эмили предпочитала держаться подальше.

Год назад она едва не оказалась там. Лишь признав свой поступок «неразумным», Эмили убедила всех, что они имеют дело не с сумасшедшей, а с той, что отчаянно пыталась обыскать морг самостоятельно. В конце концов, поскольку никто от этого не пострадал – за исключением шокированного швейцара, который обнаружил ее и получил выговор за то, что по его вине она пробралась в морг, – никаких обвинений со стороны полиции не последовало. Возможно, они посмотрели бы на вещи иначе, узнав, что Эмили в течение недели шпионила за швейцаром, чтобы точно знать, когда его там не будет и она сможет провести там свои поиски.

Осмотревший ее психиатр выписал направление к врачу общей практики и рекомендовал пройти курс психотерапии. С учетом обстоятельств, стресс, горе и депрессия служили вполне приемлемым оправданием ее действий. В то время лицо и имя Зои часто мелькали в национальных новостях, и когда полицейский допрашивал Эмили о причинах ее поступка, та видела в его глазах жалость. Тем не менее страх оказаться запертой в психушке до сих пор преследовал ее. Скажи она тогда что-то не то или отреагируй не так – и всё, прощай, свобода!

Эмили перевела взгляд на вход в больничное здание. Как же непривычно входить в него пациенткой, а не медсестрой! Она начала работать там всего три недели назад, и ощущение новизны еще не оставило ее. И хотя в новых стенах Эмили чувствовала себя не очень уютно, она утешала себя тем, что теперь знает большинство сотрудников по имени или в лицо, знает, что спрятано за запертыми дверями и шкафами и куда ей нужно идти. Эмили зашагала к лифту – сейчас он перенесет ее в хирургическое отделение. Туда, где она работала пять дней в неделю. Но только не сегодня.

За то короткое время, что Эмили работала здесь, она выучила обычные требования для хирургических пациентов. Ничего не есть до операции, затем операция, послеоперационные обследования и выписка. Эмили не пренебрегала просьбами таких пациентов; после операции все, что угодно, может пойти не так: разойтись шов, начаться внезапное кровотечение, произойти анафилактические реакции на анестетики или переливание крови. Знание того, что делать в таких случаях, было частью послеоперационного ухода. Эмили волновалась: вдруг у медсестер, которые будут ухаживать за ней, не окажется такого опыта, как у нее? И чем выше поднимался лифт, тем сильнее нарастало в ней беспокойство.

Скрытым врагом было слабое, медленное кровотечение, коварное в своей незаметности. Тело почти не ощущало его, пока не становилось слишком поздно. Для выявления ранних признаков ухудшения состояния («ранние признаки» – это врачебный термин, она же предпочитала употреблять слово «враг») требовался немалый опыт ухода за больными. Именно для предотвращения таких случаев в больницах была введена система показателей раннего распознавания.