Сокрушённо вздыхаю: там мои вещи, сумочка. Уйти по-английски не получится. Пока я раздумываю, посетить ли туалет, раз уж сюда попала, в коридорчик ещё кто-то вваливается.

Рассмотреть толком я ничего не успеваю: этот некто цепляется ногой за что-то и, чертыхаясь, летит прямо на меня. Реакция у меня хорошая. Это как в футболе: либо ты ловишь мяч, либо не вставай на ворота. Я не футболист, но подачу приняла. Не знаю, разумно ли то, что я сделала, но всё на инстинктах, всё только автоматически: ноги пошире и покрепче, и руки в стороны.

И эта туша на меня свалилась. Очки, сбитые рукой падающего тела, жалобно звякнув, закончили своё существование на кафельном полу, А я упала. Не выдержала напора, так сказать. Мужчина навалился на меня всей своей массой. Как-то удачно упали. Я даже почти не ударилась. Одно плохо: мир потерял границы. Смазался, раздвоился, перестал радовать своей чёткостью.

– Ух ты, – хриплый голос разбежался мурашками по телу. – Надо же.

А потом осторожные пальцы сняли прядь с моего лица и ощупали скулу, уголок губ, мазнули по подбородку. – Ну, здравствуй.

Илья

Варежка. Та самая чудачка в очках. На языке так и вертится мягкое пушистое прозвище. У неё потрясные глаза. Крышесносные. Хочется смотреть и смотреть в лицо, изучая. А лучше – трогая. Чем я и занялся.

Она притихла подо мной, затаилась. Кажется, и не дышала вовсе, пока я убирал и взвешивал в ладонях тяжёлые рыжеватые пряди. А затем грудь её поднялась при вдохе, и это касание оказалось таким острым, волнительным, до темноты в глазах. И, кажется, я совсем с ума сошёл: поймал взглядом её губы – полные, сочные, тёмные, как спелые вишни. И понял: если сейчас не попробую их на вкус, умру не умру, но жалеть буду однозначно.

Она еле слышно вздохнула. Губы разомкнулись. И я припал к ним, как верующий к иконе. Сладкие. Одуряющие, как отрава или наркотик, который хочется ещё и ещё.

Я целовался, как подросток – увлечённо. Не спешил, исследовал, проводил языком по губам – и в какой-то момент она дрогнула, перестала лежать бревном подо мной. Выгнулась, прильнула, запустила пальцы в мои короткие волосы на затылке. И всё – в башке словно тумблер выключили – буммм! Я с катушек слетел. Целовал её так, словно нет ничего важнее. Конец света, потоп, светопредставление – это без меня. И без неё. Мы заняты.

– Совсем охренели! – взвизгнул кто-то над нами. – Вы больше другого места не нашли, чтобы трахаться?!

Упс-с-с. Девушка подо мной дёрнулась, замерла, а затем начала вырываться. Мы вскочили на ноги, словно пружины нам в задницы кто вставил.

– Простите. Извините, – Варежка лихорадочно поправила волосы, облизнула вспухшие губы, покраснела, как помидорка на солнце, и по стеночке начала отступать. Скромница. Может, ещё и девственница?

– Подожди, – попросил я её, но от звука моего простуженного голоса она рванула так, словно перед её носом петарда взорвалась. Пугливая лань. Стройная берёза. И ножки у неё зачётные.

Я провожаю её глазами и чувствую себя похотливым козлом первой гильдии: хочется сделать что-то сумасшедшее, идиотское, чтобы её впечатлить, сразить наповал. Чтобы она смотрела на меня глазами газели, открыв от восторга рот. И тогда я возьму её тёпленькую. Сожму, впечатаюсь, вдолблюсь, привяжу к себе на всю ночь, а может, и утро. А вероятнее всего, на все выходные. Давно меня так не колбасило.

– Ты где пропал? – Рик толкает меня в плечо, и я наконец прихожу в себя. Удрала. Ладно, я её потом найду. Ещё не вечер. – Там тебя невеста ищет, скандалит. Где ты такую стервь оторвал только, Драконов?

– Она мне по наследству досталась, – туманно объясняю я, продолжая думать о своём. – Любимая дочь, наследница большого состояния. Умная. Красивая.