Иосиф и Леон студенты-химики
А в 1938—1939 годах братья оба сгинули в чекистских застенках, успев, слава Богу, похоронить на Ваганьковском кладбище свою нежно любимую матушку. Бабуня (прабабушка моя) писала стихи, вела дневник. Но все это в молодости. А потом, как сама горько признавалась, поэзию сменила на выпечку тортов да пирогов. Заклинала мою маму, а она уже девочкой писала стихи, никогда не предавать поэзию.
Когда познакомился Иосиф Филипович с моей бабушкой, девицей Марией Петровной Доброхотовой, ему было уже далеко за двадцать. Мария Доброхотова в то время оканчивала в Москве Институт благородных сиротских девиц и готовилась стать гувернанткой. В Москву она приехала из Калуги, где жила многодетная семья Доброхотовых, потерявшая кормильца своего, любимого народом адвоката и судью Петра Ивановича Доброхотова
В родословной почитаемого судьи было написано о его заслугах, отмеченных жалованными наградами и личным дворянством, с упоминанием о крепостном происхождении его отца и мордовских корнях…
Челноки – Доброхотовы
В мордовской семье Челноков, где появился на свет (в первые годы ХIХ века) будущий мой прапрадед, мальчик Иван, умели трудиться. Быстрые, ловкие, выносливые, они работали как на барских полях и конюшнях, так и в своем огороде, хлеву, избе, полной ребятни… И везде поспевали. За то и прозывали их – Челноки.
Семья жила в бревенчатой избе-пятистенке на берегу речки Инсарки близ живописного старинного, основанного в 1647 году мордовского города Инсар. В городе было несколько церквей. Ваня бегал в самую старинную, храм Казанской иконы Божией Матери. При церкви была приходская школа, где учили не только грамоте и Закону Божию, но и наукам математическим. Ваню Челнока в школе считали очень способным учеником.
Соборный храм во имя Казанской Божией Матери с приделом церкви во имя Николая Чудотворца, г. Инсар, Мордовия, конец XIX в. (Ныне на этом месте расположен цех завода «НЕОН»)
Однажды учитель этой школы, он же батюшка в церкви, услышал от местного помещика своего же прихода сетования на любимого и единственного сына: совсем плох в учении, а выписанный для занятий мусье говорит, что все в порядке. И верно, барское чадо замечательно освоило фехтование, танцы, манеры… Может на французском языке изъясняться. А вот от математики с физикой у мальчика разбаливается голова…
– Гнать этого мусье надо, да только где у нас другого учителя найдешь?
– Есть у меня мальчишка на примете, Ванька Челнок. Бегает в школу ко мне из самой слободы. Удивительно понятливый мальчонок, до всякой работы и до учения охочий. Псалтирь всю наизусть шпарит. И добрый. Сам слышал, как он иной раз объясняет ребятам непонятное.
Оживился барин при сих словах, да батюшка его и осадил: крепостной он, а так бы…
Пришлось барину за Ваньку Челнока хлопотать, выкуп заплатить его хозяину. Понравился Иван не только барину своему новому, но и привередливому сыну его Михаилу. И хоть выглядел новый наставник барского дитяти совсем неказисто – был невелик ростом, худощав и на фоне рослого упитанного барчонка еще худосочнее казался, чем был на самом деле, – хозяйский сын почти разом его признал, а потом и зауважал: видимо, дошло до него, что в мире по-настоящему ценно и по-настоящему красиво. А в математике видел Иван красоту особую…
Так проходили дни, и недели, и месяцы. И однажды Иван Челнок явился к новому хозяину своему с докладом. Хотя тот его не вызывал, да и Ваня волен был о себе решать без барской указки. Однако, сам же он тогда про себя решил: «жить с Богом, то есть по совести!»
– Больше не хочу я хлеб Ваш переводить, – сказал он хозяину, – все, что мог, я Михаилу передал. А дальше – ему в гимназию надо, к профессорам, а потом и в университет…