− Даже не думай, завтра на работу. И нет, мама посидит до вечера, через два часа ты везёшь меня к ним.
Муж мученически вздохнул и грустно посмотрел на Давида. Тот пожал плечами и устроился в кожаном кресле, продолжая пепелить меня взглядом. И хоть сейчас он смотрел снизу вверх, и в этом положении трудно быть доминирующим, я всё равно ощущала эту его раздражающую наглость и полный контроль во взгляде – словно он король положения, а я вот−вот начну ему танцевать.
Я тут же пожалела, что не успела переодеться после работы – на мне были облегающая длинная юбка с разрезом и блузка, чуть оголяющая верх груди. Хоть это и было очень скромно по моим меркам, но Давид смотрел так, будто на мне одна сорочка и каблуки. Под его взглядом тут же захотелось прикрыться, спрятаться, от него начинали ползать мурашки, медленные и колкие, как стая мерзких жучков.
Сейчас он смотрел на мою грудь, и мурашки бегали по ней.
− И правда Витя, мы найдём чем заняться…
От его голоса стало дурно.
– Пойду налью нам чай, – кинула я, отворачиваясь и злясь на Витю и его слепоту. Неужели я одна это вижу? Или в их кругу это в порядке вещей – пялиться на чужих жён? Витя, конечно, часто лебезил перед Давидом – тот однажды вытащил его из финансовой задницы, теперь мой муж считал, что обязан ему по гроб жизни. Я же такого мнения не разделяла и одергивала Витю всегда, когда он в очередной раз решал поиграть в раба.
– Спасибо, дорогая, – отозвался муж мне в спину, а в следующий момент его телефон зазвонил. – Давид, буквально пару секунд… Алло?
Дверь хлопнула и отрезала от меня голос мужа. Я щёлкнула чайник, а потом вздрогнула, развернувшись и обнаружив в проёме двери Давида. Он наклонил голову набок, открывая вид на татуировку на шее, прямо под ухом, а потом опёрся о косяк двери плечом. Закатал рукава своей фирменной белой рубашки и сложил руки на мощной груди.
– Ты очень красива, Яна. Просто охренительная женщина, я всегда говорил это.
− Отвали, Покровский, − я цокнула языком и постучала по мраморной столешнице ногтями. В возникшей тишине этот звук заполнил собой комнату и пространство между нами, вибрирующее от напряжения.
− Отвали сама, Чехова, − усмехнулся Давид, и я нахмурилась. Только он всё ещё называл меня по девичьей фамилии.
− Я уже давно Сорочкина, забыл?
Давид почесал татуировку на своей шее, а потом покачал головой.
− Хотел бы забыть. Не жалеешь, что выбрала мямлю, Яна, и вытерла об меня ноги?
Я приподняла бровь и посмотрела в сторону гостиной – Витя ещё разговаривал по телефону на балконе и всё не возвращался. Да и что бы он сказал, застав эту сцену? В этом Давид был прав, Виктор, в отличие от него, твёрдостью характера никогда не отличался. Зато он был порядочным и надёжным, я научилась ценить эти качества в мужчинах очень рано, а потому и предпочла Витю много лет назад. Гордость Давида, судя по всему, до сих пор была задета.
− Ни разу не пожалела, я счастлива с ним, − честно ответила я, − а тебе пора бы перестать жить прошлым и оставить меня в покое, ты в доме моего мужа, а потому сбавь обороты или проваливай, − тон получился довольно резким, но это то, чего я и добивалась. Уверена, если бы Витя не был должен ему крупную сумму денег, Давид бы так вольготно себя здесь не чувствовал. Однако я ему ничего не должна, поэтому пусть катится в задницу.
− Не могу сдержать себя, когда ты рядом, Яна. Прошу понять и простить, − Давид прищурился, и меня обдало морозом от его взгляда.– Почему он?
Давид долго ухаживал за мной в университетские годы. Он был хорош, популярен и перспективен, ну а я ненавидела бабников и таких вот самоуверенных самцов, как он. Хватило горького опыта мамы, когда её бросил папа из−за очередной стервы, он тоже всегда притягивал к себе женское внимание и не стеснялся пользоваться своим магнетизмом. Мама терпела измены ради меня долгие годы, я же не хотела такой судьбы, поэтому ценила в мужчинах другие качества.