Не спеша открыв дверь, я на еле стоящих ногах вошёл к ней. Увидев её на кровати, беспомощной, подключённой к аппаратам жизнеобеспечения, я сел рядом с ней на стул. Аккуратно взяв руку своей жены, я осторожно погладил её, поцеловав. Под шум стука сердца, доносящегося с кардиограммы, я начал её рассматривать. Катино лицо было всё в ранах. Голова, руки и ноги были перебинтованы. Тихим голосом мне удалось сказать, что люблю её. Пообещал, что буду рядом, не брошу её. Умолял её не бросать меня. Просил, чтобы она жила. Слезы из моих глаз текли, словно выпущенные пули. Видеть её неподвижной было страшной мукой. Хотелось с ней поменяться местами. Она не заслужила такой судьбы. «Мой ангел, прости, что не сберёг тебя!»

Я не заметил, как вошёл врач и увёл меня. Он видел моё состояние. Он сказал: «Кате надо отдыхать». Я прибывал в состоянии шока. В голове были туман и пустота, сменяющаяся мыслями, что каждый миг может стать последним для моей жены…

Через неделю после случившегося наконец-то прилетели Катины родители с её младшей сестрой. К счастью, удалось достаточно быстро оформить визу. Я предоставил все необходимые документы о том, что моя жена находится в тяжёлом состоянии. Чешское консульство пошло на уступки в такой ситуации и предоставило визу вне очереди.

Я встретил их в аэропорту. Папа ещё достаточно неплохо держался. А вот Мама постоянно плакала. Хорошо, что младшая сестра ещё не понимала точно, что происходит. Ей просто сказали, что Катя заболела и мы едем её проведать. Восьмилетняя девочка расстроилась из-за болезни сестры, но обрадовалась поездке в Европу. Ей явно сейчас проще всех. её поначалу не хотели брать, но решили, что может быть, это последний шанс увидеть живую сестру.

При встрече мы обнялись по-семейному. Мама хотела сразу из аэропорта ехать в больницу. Но я настоял, что с дороги лучше сначала заехать домой и немного отдохнуть. Так как время предстоит нелёгкое, немного отдыха будет полезно.

Приехав домой, Мама закрылась в ванной, откуда начал доноситься её плачь. Я, чтобы на это не обратил внимание ребёнок, дал ей послушать музыку в своих беспроводных наушниках. Она никогда не видела наушники без проводов и была в восторге от них.

Пока Мама была в ванной, мы с Папой успели немного поговорить. Потому что при маме это делать было невозможно. Она сразу начинала плакать. Я рассказал, что ситуация очень тяжёлая. Врачи не дают никаких прогнозов. А состояние стабильно плохое. И оно может ухудшиться в любой момент. Передал слова поддержки от моей семьи, особенно от моих родителей, которые также очень сильно переживали за Катю.

Катины родители вошли к ней в палату. Увидев ту же картину, что и я, войдя первый раз, на них было больно смотреть. Видя, как их ребёнок лежит в бессознательном положении, мир для них перевернулся. Даже Папа, который до этого стойко держался, дал слабину. Глядя на свою дочь, он обнимал жену, успокаивая её и сам пытался успокоиться. Я вижу Катю такую уже неделю, поэтому в данный момент мне было проще, чем им, можно сказать, что уже немного адаптировался такому состоянию своей жены. А вот на родителей было тяжело смотреть.

Когда родители немного успокоились, то я пошёл за сестрой, которая осталась в коридоре. Она увидела Катю и начала расспрашивать, что с ней случилось. Я уже даже не помню, что мы ей тогда сказали. Но явно, что-то нейтральное, чтобы не травмировать ребёнка.

Пока сестра сидела с Катей, мы втроём направились к врачу, который занимался Катей. Это был мужчина, которому было около 50 лет. Я попросил его рассказать о текущем состоянии дел, специально для родителей. По-русски он говорил достаточно неплохо, но всё-таки некоторые слова приходилось переводить с английского, так как чешского я почти не знал. Ничего нового он им не сказал. Только то, что я уже им сообщил. Врач просил их не терять надежду и надеяться на лучшее. Действительно, только и остаётся, что надеяться.