Мы условились, что, прежде всего, мне следует ознакомиться с работой Дома «Гастон». Это давало мне возможность несколько отложить неизбежный разговор с Делонгом.

Через три дня я проследовал по улице Сен-Флорентен, где ранее, в 1925 году, был роскошный Дом моды «Филипп и Гастон»[62]. Помню, как прекрасная Югетт Дюфло[63] всегда здесь одевалась. Теперь Дом назывался просто «Гастон», он не смог вынести испытаний войной, стал заниматься только мехами и в результате пришел в упадок. Я посетил Дом, все очень внимательно осмотрел, но с первого взгляда убедился в бесперспективности этого заведения. Столько людей до меня тщетно пытались изо всех сил восстановить некогда славные имена!

Беспокойная жизнь домов моды еще короче человеческой. Мысль о том, чтобы так рисковать, поднимать клубы пыли, заниматься интригами и требованиями персонала, работавшего там годами, делать новое из старого – все это утомило меня заранее. В то время как наша профессия изначально предполагает новизну. Выходя из Дома «Гастон», я не чувствовал в себе силы воскрешать покойников.

Решительно нет!

Втайне я этому даже обрадовался. Не надо будет разговаривать с Делонгом; не надо заниматься «делами», останусь в своем маленьком мирке, к которому так привязался душой. После стольких суровых лет я держался за свое маленькое счастье.

Не опасаясь грядущих перемен, на следующий день я отправился в резиденцию C.I.C. без особой робости.

Я пришел сказать «нет». Меня ждал месье Буссак. С самого начала этот человек и обстановка вокруг мне понравились: много книг, прекрасная мебель в стиле ампир. Бронзовая лошадь – любимое божество хозяина дома – царила рядом с письменным столом. На стене – гуашь с видом Рима.

А Марсель Буссак? Среднего роста, солидный, с упрямым лбом, волевым подбородком, сухой и четкий в жестах и словах, но улыбка, по-настоящему приветливая, смягчала суровость его черт. Сидя напротив этого знаменитого человека, я вдруг понял, чего же я действительно хочу.

А про себя отметил: этот великий коммерсант разговаривает как культурный и образованный человек. Впрочем, я ведь знал, что он был сыном Жанны Кутюль-Мендес[64] и мужем Фанни Эльди[65], которой я так часто восхищался в Опере. По всей очевидности, он интересовался не только цифрами и лошадьми, о которых я не знал ничего.

Очень скоро я почувствовал, что мы прекрасно можем поладить друг с другом.

Известны случаи внезапного красноречия застенчивых людей.

Я заявил, что не хочу воскрешать «Гастон», а мечтаю создать собственный Дом моды под своим именем, расположенный в том месте, которое я выберу сам. В этом Доме все будет новым: начиная с меблировки и местоположения до настроения персонала. Разве современная эпоха не призывает нас к новому стилю элегантности? С большим самомнением я описывал Дом моей мечты. Он будет маленьким, для узкого круга, с немногочисленными мастерскими, в нем будут работать лучшие портные. Клиентура будет состоять из подлинно элегантных женщин. Я буду создавать модели с виду очень простые, но продуманные до мелочей.

Я считал, что заграничные рынки после долгого застоя в моде из-за войны ждут по-настоящему новых моделей. И чтобы удовлетворить эти требования и поставлять желаемое, нужно вернуться к французским традициям пышной роскоши Высокой моды. Мой Дом не будет походить на образцовый завод, а скорее на мастерскую ремесленника.

Чуть не задохнувшись и потеряв всякую смелость, я замолчал. Мой собеседник слушал меня доброжелательно. Прежде чем проводить меня до двери, он сказал, что мой проект сильно отличается от его собственного и кажется несколько амбициозным, но такая точка зрения интересна и над ней стоит поразмыслить.