– Ну, всё… Мы справились. Почему-то! Двери больше нет. Ты насобирал себе достаточно, да и я все еще жив. А девчонка… Будет поневоле теперь искать моего двойника! Где-то он есть там, рядом с ней, раз сегодня я дежурил. А не маялась бы дурью – была бы с тем, кто «он».

Я понял, как сильно ослаб за эту ночь. Наверное, даже по меркам Межпределья стал не то, что призрачным – прозрачным. В таких случаях помогает уютное местечко на крыше, и холодный бледный рассвет. И ещё – живой и здоровый Сельм. Он, конечно, вечно рвется туда, откуда можно не вернуться, но он мой лучший друг и напарник. Закрыв глаза и выдохнув, я, наконец, расслышал, как за окном тихо поют перед рассветом звезды.

Наша крыша ждет нас!

Ирландка!

Как он сразу не догадался! Хотя, когда она телефонировала о своем визите пару дней назад, слышимость была столь отвратительна, что было совершенно непонятно даже, мужской или женский голос он слышит. Джеймс внутренне содрогнулся, понимая, что сам согласился принять её.

– Мисс …

– Бёрнс. Дара Бёрнс.

– Мисс Бёрнс, оценка займет некоторое время, вы подождете или зайдете позже?

Не удалось. Она с недоумением и возмущением уставилась на него из-под негустой вуалетки. Потом, сдержавшись, проговорила почти спокойно:

– Мистер. Паддингтон. Я. Подожду. Здесь. Я могу присесть?

Он разочарованно кивнул. Указал на кресло у камина. Сам разместился напротив. Гостья одним движением распустила завязки плаща-накидки, не глядя швырнула его на кофейный столик. Затем практически плюхнулась в кресло, откинула вуалетку наверх и небрежно стащила замшевые перчатки шоколадного цвета. Тепло от камина разливалось плотным потоком, но она наклонилась еще ближе к огню и вытянула руки. Девушка была худой, если не сказать мосластой, не очень складной, все в ней было как-то чересчур. Словно навскидку нарисованная тушью и раскрашенная к Рождеству дешевая открытка. Слишком длинные руки, ноги и шея. Слишком яркие, оранжево-морковные, абы как уложенные под дурацкую шляпку сумасшедшие кудряшки. Одета – вроде ничего особенного. Блузка под горлышко, несколько пышновата в рукавах и груди, но спокойного бежевого цвета. Узкие брюки из мягкой кожи оттенка охры, жесткий полукорсет на клепках и классической шнуровке, на левом бедре сумка-кобура. Но даже в этом незамысловатом повседневном костюме она выглядела, как разбойница. Джеймс угрюмо смотрел, как тяжелые ботинки на рифленой подошве попирают линфийский ковер, который он привез сто лет назад из саркандской лавчонки и с которым так и не смог проститься и выставить его на продажу. В поездке он вроде как чуть не издох от холеры, но его вытащили с того света врачи какой-то благотворительной кампании, примчавшиеся в Сарканд спасать человечество. Джеймс не помнил ни лиц, ни имен своих спасителей.

Пауза затягивалась. Джеймс кашлянул. Мисс Бёрнс, прикрыв глаза, медленно кивнула камину, выдохнула и повернулась к хозяину дома. Ну конечно! Художник, создавший это лицо, и тут не отказался от принципа «много всего и неважно, зачем». Какое-то острое. Высокий лоб, рыжие брови и ресницы, ярко-синие, почти ультрамариновые, маленькие глазки. Худые и высокие скулы. Кошмарное количество веснушек, такое, что скорее найти белые пятнышки среди этой плотной россыпи. Румянец во всю щеку, еще и на подбородке. Хрящеватый нос. Тонкие, чересчур красные, губы. Джеймсу, повидавшему за свои шестьдесят лет женщин, считавшему себя знатоком и ценителем, она показалась абсолютно и невообразимо некрасивой. Её нельзя было сравнить ни с гончей, ни с лошадью, ни с птицей. Впрочем – да. Это же ирландка. Хотя и говорит без акцента. Настоящая Plastic Paddy.