– Мам, а я макароны сварил, будешь? – уставший мамин взгляд вспыхнул удивлением. Обычно она все готовит, а тут вдруг я.
Мы ели немного слипшиеся макароны, я рассматривал мамино лицо так внимательно – она даже уточнила, что случилось. Я рассказал про задания.
– Ой, да не надо меня описывать, я плохо выгляжу.
Это неважно, к тому же мама не права. У нее очень красивые глаза – и сейчас, и всегда. Большие, серо-голубые, по форме как миндаль. Или нет, как косточка от сливы. Эх, надо будет спросить, как описывать глаза. Ну, в общем, такие, опушенные темными ресницами, внимательные, задумчивые, как вода в вечернем озере. Интересно, так можно сказать?
А когда злится, они темнеют, прищуриваются, как будто на озере гроза.
И волосы почти черные, блестящие. И маленькие руки перебегают от одного дела к другому, а иногда успокаиваются и берутся за книгу. А когда я подхожу, гладят меня по голове, поправляют завернувшийся воротник футболки.
13.10.
По пятницам возвращаюсь к дневнику. На неделе много домашки, и упражнения к курсу, и читать то, что посоветовали.
Я за Стивена Кинга взялся. «Как писать книги». Надо же, раньше думал, он только страшилки сочинял. Зачитался с первых слов: «Я воображал, будто я не я, а кто-то другой…». Я вспомнил, как читал Конан Дойля и представлял себя на месте Ватсона, учился распутывать хитроумные переплетения… не, лучше хитросплетения.
Но долго читать эту книгу не смог – довольно противно там все описано, хоть временами и забавно. Пока отложил. Принялся за Ульфа Старка – про девчонку, которую в классе посчитали парнем. Смеялся так, что мама даже заглянула и спросила, что со мной.
А еще к завтрашнему дню задали образ одноклассницы описать. Ну, я, конечно, выбрал Таню, всю неделю за ней наблюдал незаметно. Хотя я и так ее вижу, стоит только глаза закрыть. Вьющиеся темные волосы до плеч, круглые мягкие щеки, карие глаза с пушистыми ресницами, и вся она какая-то уютная, домашняя. И пахнет от нее булочками – они с мамой любят что-нибудь печь, помню, на детские праздники она вечно приносила пироги. Я смотрел на уроке, как она сидела, то склоняясь над тетрадкой, то снова взмахивая ресницами и списывая с доски уравнение. Чуть сам не забыл списать!
И голос у нее нежный, и звонкий, когда смеется. Я и про это добавил.
Описание как комплимент получилось. Вот бы ей показать. Хотя не, о чем это я? Ни за что. Да и вообще, зачем ей такой, как я? Я стеснительный и странный. Вот стану когда-нибудь известным писателем или блогером, тогда посвящу ей повесть…или пост.
А еще я вдруг представил, как завтра буду это читать перед всеми. Особенно перед Димкой. Покраснею, и они сразу догадаются… Не, лучше просто сдать Илье, он меня поймет.
20.10.
Вот это да! Сегодня я получил пять за сочинение! Причем не простую голую «пятерку», а с целым комментарием: «Виктор Смирнов! Я вижу, ты учишься выражать мысли – у тебя стало получаться образнее, красивее. Радуюсь твоим успехам. Поработай над тавтологией – поищи синонимы. Старайся!».
Вот так поддержала – круть. Беру назад слова о скучной вечно-синей юбке. Все бы учителя писали рядом с оценкой сообщения, объясняли, за что, почему, да еще и поддерживали! Учиться стало бы в разы приятнее.
Вообще наша литераторша интересная – я с ней после уроков сегодня завис. Она, оказывается, сама повести сочиняла, даже публиковала что-то в журналах. А я рассказал про свой курс. Она удивилась, порадовалась – прям как мама – наконец у меня появилось увлечение. «Писатель – это же не просто так, это стиль жизни: все время замечаешь, наблюдаешь, везде ездишь. Помню, вот я в молодости…» и начала рассказывать про свои путешествия в Прибалтику, а я наблюдал, как смеются ее глаза.