Через некоторое время мужчина повернулся ко мне и объяснил, что шесть дней был в плену у повстанцев в Монровии (Либерия). Он до последнего не знал, отпустят ли его. Он рассказал о часах, проведенных в этом аэропорту.

Когда мы, наконец, разговорились с ним и его женой, они оказались теплыми и добрыми людьми. Их молчание и отстраненность были вызваны чувством страха. Мы приземлились на землю, где его удерживали в плену.

Большинство людей этой страны прошли через то, что я никогда не могла себе представить.

Когда я вышла, мне сказали, что у этого района нет надежды. Почти все здесь было сожжено или разбомблено.

Когда повстанцы уходят пешком, они иногда берут заложников просто для того, чтобы те помогали им нести украденное.

С высоты полета все казалось таким красивым: земля, озера, леса. Все, что я могла разглядеть.

Единственными воздушными судами в этом аэропорту были военные вертолеты.

Наконец, мы приземлились в Фритауне, Сьерра-Леоне. Пока мы ехали по улицам, говорили о том, что здесь происходило. Объединенный революционный фронт (ОРФ. – Прим. ред.) назвал это проектом «Ничего живого».

Я вижу сотни людей, идущих по улицам и держащихся за руки. Выжившие!

На автомобилях написано «БОГ ВЕЛИК» и «ЛЮБОВЬ ДЛЯ КАЖДОГО – НЕНАВИСТИ БОЛЬШЕ НЕТ».

Можно было бы подумать, что это – последние люди на земле, которые в это верят, но все же ты осознаешь, что в результате всего, через что они прошли, их понимание жизни глубже твоего.

Странный обычай: в последнее воскресенье каждого месяца все должны оставаться дома и заниматься уборкой до 10 утра. Если ты уходишь из дома раньше, у тебя должен быть пропуск, объясняющий, почему ты получил на это разрешение.

Верх бетонных стен, окружающих дом, покрыт битым стеклом.

Наш грузовик подъезжает, и охрана открывает деревянные ворота.

За воротами находятся маленькое белое здание с облупившейся краской и несколько старых автомобилей.

Большинство приветствует меня улыбкой, некоторые пристально смотрят на меня.

Я в комнате номер 1. Так написано на листе бумаги, прикрепленном к двери. Думаю, мне дали лучший номер.

Вода еле-еле течет из душа. Люди из того мира, в котором живу я, сочли бы этот номер бедным и обшарпанным, но у здешних людей, несомненно, совсем другое мнение. Они сочли бы его дворцом.

Я очень благодарна.

Ужин был в восемь. Два полевых сотрудника УВКБ и я сидели и разговаривали о войне, жизни, выживании. Они многое рассказали мне. Если бы я только могла записать все!

Телевизор внизу ловил только один канал. Если тебе повезет, это будет CNN. Но не этим вечером.

Время здесь воспринимается по-другому. Слишком много внимания приходится уделять выживанию. Ты просто живешь и наслаждаешься днем и окружающими людьми, насколько это возможно.

Люди делятся.

Я упоминаю о том, что в этом месте чего-то не хватает, не потому, что я по этому скучаю, а потому, что вижу, как живут люди, работающие здесь.

Большинство из них не делает исключений для себя, хотя некоторые могли бы. Я понимаю, что в каждой группе очень мало людей, которых нельзя назвать хорошими. Кажется, что между сотрудниками нескольких неправительственных организаций и ООН идет какое-то странное соревнование.

Они помогают друг другу, но иногда критикуют друг друга, стараясь обидеть.

Но я уверена, что даже критикующие должны быть в своем роде хорошими людьми. Ты не можешь быть плохим человеком, если в своей жизни ты выбрал это.

Мне снился странный сон – не совсем ужасный, но достаточно плохой, чтобы назвать его кошмаром.

Меня задержали на пропускном пункте, я стояла на дорожке со множеством других женщин. Я пыталась понять, что происходит. У меня были мысли о том, что я потерялась, ведь я помнила все те истории о неожиданных нападениях, вынуждавших людей бежать – некоторых с узлами, а некоторых с пустыми руками и даже без семьи.