А вот мне было не до смеха.

Хотелось бы посмеяться, но не получалось.

Сердце то и дело сжималось, словно по нему пропускали разряды тока.

Меня снова обуяло чувство жалости. Я жалела себя. Жалела за то, что еще до появления на свет моей судьбой успели распорядиться; а еще я жалела жителей Шэньсяньдина, которые в те годы так сильно мучились от нищеты…

Путь от Шэньсяньдина до волостной управы составлял около четырнадцати ли по горному серпантину, и все это под уклон. Поскольку дорога пролегала вокруг горы, то уклон был пологим. В тот год управа находилась аккурат на том месте, где прежде располагалось управление коммуны. Прямо за канцелярией в несколько рядов выстроились общежития, в которых проживали кадровики и работники. Канцелярия, равно как и общежития, находилась в серой кирпичной одноэтажке с красной крышей. Местным не нравилось строить здания из красного кирпича, для них это считалось плохой приметой. На самом деле народные обычаи ничего подобного не говорили, просто люди к такому не привыкли. Если бы дома целиком были серыми, это выглядело бы слишком монотонно, вот и решили все как один класть красную черепицу. «Культурная революция» уже завершилась, написанные известью на стенах лозунги исчезли за ненадобностью, стены отштукатурили, и теперь они снова стали сплошь серыми и выглядели как новенькие. В здании волостной управы разместились парикмахерская, общественная баня, медпункт и даже книжная лавка. Соответственно, рядом появились стоянка, небольшой садик и несколько цветочных клумб. В 1982 году на стоянке еще не было ни автомобилей, ни грузовиков, зато там уже имелись ручные тракторы-культиваторы. Через каждые три дня в поселке проводились ярмарки, и тогда стоянка заполнялась велосипедами, трехколесными тачками, ослиными упряжками, иногда здесь появлялись телеги, запряженные волами; на всем этом транспорте в поселок стекались крестьяне из близлежащих деревень. В местных деревнях лошадей практически не держали: поскольку они располагались в горной местности, то гораздо удобнее было перемещаться на ослах или волах.

По сравнению с деревней Шэньсяньдин волостной поселок выглядел красивым и людным.

Поскольку Чжан Цзягуй являлся человеком образованным, то в некоторых вопросах намного переплюнул деревенских мужиков. Когда-то он купил старый велосипед, затем подкопил деньжат, поменял велосипед сперва на один, потом на другой и наконец собственноручно собрал трехколесную тачку. И хотя она была самодельной, но отличалась прочностью и легким ходом.

Когда отец решил одолжить у Чжан Цзягуя его велотачку, тот расценил это не иначе как большую честь и с превеликой радостью как следует накачал все три колеса.

Помогая отцу усаживать мою мать, а точнее – мою мать и меня, сестры хранили молчание. Конечно же, они знали, зачем родителям вдруг срочно понадобилось в город. Поскольку все прекрасно понимали друг друга без слов, к чему было что-то говорить? К чему сыпать соль на рану? Прицеп заблаговременно застелили матрасом, а чтобы маме было еще комфортнее, вторая сестра подложила ей под поясницу две подушки. Разумеется, мне эти подушки пригодились тоже. В этом смысле мне повезло случайно, потому как обо мне уж точно не беспокоились.

Сестры стояли на пороге, провожая тачку взглядом.

– Надеюсь, будет мальчик, – сама себе сказала вторая сестра.

– Мне все равно скоро съезжать, так что без разницы, – равнодушно заметила старшая.

Вторая сестра, раскрыв рот, повернулась к старшей. Не находя слов, она глядела на нее так, словно видела впервые.

Отец аккуратно нажимал на тормоза, а накачанные колеса по инерции катили тачку вперед. Ширина дороги составляла три метра, с одной стороны ее защищал горный массив, а с другой она обрывалась глубоким ущельем; поверхность была отсыпана щебнем. Эту дорогу на добровольных началах построили члены народной коммуны, когда деревня находилась в статусе производственной бригады. По тем временам эта горная дорога считалась очень даже неплохой.