Да знает это Галина. Остались считанные дни, а может, даже часы, до ухода. До сих пор Фёдор уходил, не прощаясь: соберётся быстро, ничего не говоря, и нет его. В этот раз вот ждут вдвоём время ухода.
– Может, поправить тебе подушку?!
– Не на-до. Не вид-но там?
– Середина недели ведь. К выходным приедут…
Галина, конечно, позвонила сыновьям, чтобы приехали, но особо не уговаривала. Может, сегодня, может, завтра… Зачем зря беспокоить детей? У них работа, свои заботы…
Да, жизнь… То одним боком повернётся, то другим. Раз судьба такая…
Когда было невыносимо трудно, она напевала про себя эту песню, неизвестно где и когда услышанную… Ей казалось, что она всегда знала эти слова. «Ты знаешь, так хочется жить…»
– Нак-ло-нись бли-же… – прерывистая речь Фёдора вернула Галину к действительности.
Она наклонилась к уху мужа и спросила тихо:
– Воды, что ли, дать?
– Спой… «Ты зна-ешь, так хо-чет-ся жить…» – силы оставили Фёдора, он начал дышать со свистящими хрипами и закрыл глаза.
Галина вздрогнула от его слов. Никогда при нём не пела эту песню. Восемнадцать лет прожили вместе под одной крышей, всякое было, но эта песня была её отдушиной в непроглядной тоске. Никогда при нём не пела.
– Ты что?! В жизни я не пела, вдруг в этот момент буду песни распевать… – Галина покраснела от стеснения, как в молодости. И, будто желая скрыть смущение, начала поправлять одеяло на муже.
– Я же зна-ю… Пе-ла, е-го вспо-ми-на-я… По не-му ску-ча-я…
По нему скучая… Значит, он всё знал, всё чувствовал… «Он» – это Николай, первый муж Галины, отец двух её сыновей.
– Тётя Галя! Тётя Га-а-а-ля! Дядя Коля под комбайн попал!
Прилетевший с чёрной вестью мальчишка то ли сам спрыгнул с велосипеда, то ли Галя сдёрнула его. Но в следующий миг, когда она начала осознавать себя, была уже на поле в поисках комбайна Николая. Но комбайна нигде не было… Подожди, на этом поле он работал вчера. Точно, вчера! Он же говорил: «Душенька, сегодня заканчиваю на верхнем поле». Зачем она сюда приехала? Его здесь нет. Подожди, а что он говорил вчера? Приехал вечером весь пыльный – только глаза белели да зубы, когда улыбался: «Закончил, душенька. Завтра перехожу к дальнему полю, у леса».
Она остервенело крутила педали велосипеда, не чувствуя усталости. Ехала к дальнему полю. «О, Господи! Ради наших детей! Пусть будет жив!» Она всю дорогу вместо молитвы беспрестанно повторяла эти слова бледными бескровными губами. Сухой знойный ветер дул в лицо, выбивая крупные солёные слёзы из глаз. Или она плакала?!
Если бы все святые желания исполнялись, то не было бы несчастных людей на свете…
После похорон Галя все слёзы выплакала. Прижав к груди двух сироток, то стонала, то плакала, то безмолвно всхлипывала. «Как я буду растить их одна? Что буду отвечать, когда спросят, где их папа?» О себе не думала. То, что человека, который к ней будет обращаться «душенька», больше никогда не увидит, она осознает позже. Сейчас убивалась по своим детям. «Сиротки мои, сиротинушки!»
– Галина, ты же медик, – говорили ей соседи. – Выпей какое-нибудь лекарство, успокоительные. Ты же пугаешь своих детей! Нельзя так убиваться. Мёртвых не воскресишь…
– Судьба, видимо, такая. Слезами мужа не вернёшь, – это уже был голос Феди, лучшего друга Николая.
Кто-то поднял за локоть Галину, сидевшую на крыльце, положив голову на поджатые руками колени, и напевавшую про себя эту мелодию.