В день святого Преполовения. Этот праздник особенно глубоко запечатлелся в моей душе. В этот весенний день после Божественной литургии идут крестным ходом с развевающимися хоругвями, с многочисленными крестами и иконами в ярких облачениях священник, диакон, псаломщики при большом стечении богомольцев, при двух довольно больших и гармонических хорах; под торжественный трезвон колоколов вся эта дивная процессия движется по полю, где при радостном торжественном пении жаворонков, дивном щелканье соловьев, задорном и ревнивом перекликании перепелов, при лесном звонкоголосом пении дроздов, ворковании горлиц, флейтовом свисте иволг, куковании кукушек, рассыпчатом и раскатистом пении зябликов и других певучих лесных и степных птиц совершаются молебны то там, то в другом месте.

В это время душа замирает от восторга радости. Крестьяне же нашего села Козинки в это весеннее время все одеты в праздничное платье. Мне, ребенку, это очень нравилось, особенно тонички из чистой шерсти самодельной работы. Сильно нравилась мне и вся пестрота женского одеяния: платки, шушки, паневы[14] ― все это бесконечно увеселяло мое детское сердце. А колокола в это время все гудят и радостно переговариваются между собою. Вдруг слышится приятный баритон. Это батюшка о. Василий Скрижалов читает во время молебна святое Евангелие. Слезы навертываются на глаза от такого сладостного чтения Евангелия, и думаешь: вот если бы у меня был такой хороший голос!

Молебен закончился. Крестный ход идет дальше. Вот мы пришли в большой лог, здесь народ рассыпался по всему логу. Идет тихий говор. Взглянешь на народ, так и чувствуешь: вот оно где, Царство-то Божие! Народ остановился. Снова молебен. Все сразу стихает. Перед началом молебна батюшка говорит слово. Хорошо сказал! Начало молебна. Стройное и сильное пение. Коленопреклонение. Молитвы о дожде и о вёдре. Снова крестный ход двинулся вперед. Цветы, аромат полевых злаков. Хорошо! Колокола все сильнее и сильнее гудят и переговариваются между собою. Снова молебен. Возвращение в село. Опять молебны по часовням и крестам, находящимся на улицах и перекрестках дорог в селе. Радостно и весело. Мальчики резвятся, бегают; девочки ― где собираются в кучку, где идут парами, точно птички, между собою щебечут. Вдруг привал, отдых. На улице обед; а кто поблизости ― пошел обедать домой. Через час опять все в сборе. Молебны у каждой часовни и у каждого креста продолжаются. Вот уже вечер. Крестный ход направился прямо в церковь. Другой же крестный ход оставлял след в моей детской душе ― это, как я сказал, осенью, когда в день свв. мучеников Фрола и Лавра все село утром сгоняет коней своих к церкви. Здесь и звон колоколов, и пение молебна с водосвятием, и ржание пяти-шести тысяч коней ― все это сливается вместе в один хор, в одно целое. Тут часто бывает побоище коней, сбрасывание с себя всадников, а во время кропления их святой водой вдруг испуг, шараханье в сторону, лягание, вскакивание на дыбы и т. д. Картина поразительная, она целиком захватывает собою всю детскую душу. Такие церковные торжественные обычаи настолько чарующе действуют на детскую душу, что, право, не знаешь, где ты ― на земле ли или на небе! Но вот проходит весна, проходит и лето, наступает уже осень. Этот осенний период времени наводит меня всегда на серьезные детские размышления. Мне в это время почему-то всех было жалко; жалко людей, жалко животных, жалко птичек, жалко всех деревьев. Особенно мне было жалко журавлей, улетавших на зиму на юг, и я часто, слыша их крик, плакал.

Наступила зима. Отец мой и дядя изо дня в день молотят в риге хлеб, а вечером плетут лапти. Вот слышу ― дедушка Иван говорит о различных видениях, о явлении мертвецов, в его разговор вступает мой отец, мой дядя, моя мама, моя тетя, бабушка, а то кто-нибудь придет из соседей. Разговор ведут серьезный, я лезу на печку, меня всего захватывает большой интерес от их разговора, но вместе с тем и страх пронизывает насквозь. Разговор продолжается до поздней ночи, мне для естественной надобности нужно слезть с печки и выйти из избы, а я смертельно боюсь и в это время со слезами зову к себе маму и в сопровождении ее иду по надобности в сени. Такие разговоры продолжаются почти всю зиму. В это время мужички нашей семьи переберут и всех умерших в нашей Козинке, и кто как умирал, и кто и кому из них являлся во сне, наяву; переберут они также и всех когда-либо бывших разбойников, всякого рода клады, их заклятия, их действия на находящих их и т. д. И вот все это слышишь, обо всем этом думаешь и часто дрожишь от страха и не знаешь, куда бы деться. Но вот наступают зимние грозные дни, когда страшный ветер, когда ужасная метель поднимаются на дворе, тогда часто дрожит изба, вокруг дома ветер поднимает ужасный вой, свист, когда крыша стучит, двери сенцев ломаются, о, тогда страшно становится на душе, и тогда мы все, члены дома, становимся перед иконами и горячо и трепетно молимся Богу о собственном спасении. Буря проходит, метель утихает и в это время на сердце становится радостно-радостно.