– И высасывает мозги, – подытожил библиофил.

В ответ бородатый приподнял брови, утвердительно кивнул и, прищурив один глаз, спросил:

– Ты серьёзно, что ли любишь читать Гоголя?

– Да. А что?

– Ты же европеец, вроде, а читаешь русские сказки. И говоришь по-русски – не отличить от меня, может, даже лучше. Как так?

– У меня мама русская, и наша основная усадьба находится в регионе Черноморского казачества, – улыбнулся Герман, поднялся и сел. – Язык Толстого и Достоевского с рождения стал для меня основой мышления. Он невероятно богат. И классику я уважаю. Вообще, люблю «живые» книги, те, что шуршат.

– Да я ведь это… тоже, как бэ…

Собеседник полез в рюкзак, и оказалось, что в боковых карманах его заплечного шкафа с лямками аккуратно обёрнутые прозрачными обложками лежат самые натуральные печатные тома – Гоголь, Толстой, Чехов, Горький. Издания более чем семидесятилетней давности. Откуда он их только достал? Немеркнущая русская классика – в одной обойме. Парни молча, уже почти совсем по-дружески пожали друг другу руки, и Герман, как ни в чём ни бывало, прикарманил томик рассказов Чехова. Бородач довольно ухмыльнулся и запихал свои богатства обратно в рюкзак.

– Ладно, хулиган. Вставай, пора червей кормить, – ловко вскочил на ноги библиофил.

– Не понял, – рыжий поднял голову.

– Ну, как там говорят: «червячка заморить». А я говорю так: пообедай со мной – и я скажу, кто ты. Есть хочу до ужаса, бармаглота бы слопал.

– А я слона, если бы нашёл хоть одного…

9.


«Всё проходит, но принимается в расчёт»


Городишко, название которого лет сто назад всё ещё можно было перевести, как «бычий брод», больше походил на сельское поселение городского типа. Таких городков мало осталось в Европе. По сравнению с гигаполисами, в которые за последние сто лет превратились все некогда крупные промышленные города, а также городами-убежищами и центрами науки и искусства, куда давно сбежали все более-менее прогрессивно мыслящие люди, этот милый сердцу каждого учёного уголок хранил в себе следы далёкой средневековой истории. Он походил на спящего на холмах у реки архаического дракона со вздыбленной к небу щетиной – шпилями готических крыш, башен и стен.

Академический дух пролетевших со скоростью звука эпох витал над старыми мостовыми и укатанными в железобетонное покрытие дорогами. От каменных стен веяло прохладой, из окна какой-то аудитории вываливался наружу избыток звуков генделевской сарабанды, по улицам нагруженные оборудованием сновали роботехники и уборщики. И от них, и от зависающих тут и там дронов-наблюдателей исходило лёгкое гудение. Роботы выглядели до того забавно, с нарисованными на корпусах смешными мордочками, что Чебышев, глядя на них, невольно улыбался в усы.

Он мог бы и сам починить этот дьявольский информатор, да только Брик уж шибко быстро подсуетился. Нет, он, конечно, благодарен парню. Конфуз тот ещё, если бы охранники сообщили руководителю, что новоприбывший доктор наук в порыве гнева раздолбал ни в чём не повинный аппарат. Шутка в деле? Чёртовы крякеры – развелось же их! Он, безусловно, заработает в три раза больше за год усердного труда, но он же здесь не на год, а на целых два. Деньги, конечно, вещь такая, их много не бывает. Но ведь этих пяти тысяч тютелька в тютельку хватало на оплату очного курса по работе со спецтехникой, а ему, ну, до зарезу надо овладеть навыками управления новыми системами. Проживание, питание и прочие мелочи в городке предоставлены всем его обитателям совершенно свободно – только живи и занимайся наукой в полную силу, да ещё совершенствуйся в разных областях знания, нарабатывай нужные навыки, твори, совершай открытия, двигай прогресс.