Ночь опустилась на горы быстро. Казалось, еще несколько секунд назад пламенел закат, окрашивая далекие снежные шапки в оранжевые и багряные цвета, и вот уже небо сделалось черным и блестящим, словно крышка рояля. Гладь озера, еще недавно отражавшая горные вершины, померкла. Из-за угрюмого утеса выкатилась луна, белоснежная и холодная. Высыпали звезды, удивительно яркие, трепещущие в ночном воздухе. Опустилась холодная тишина, такая кромешная и первозданная, какая, должно быть, стояла в мире в день сотворения.

Ачай вскоре ушел в машину, спать. Тагильцев и Грушин задержались у костра. Миша поминутно передергивал плечами от холода и прикладывался к бутылке с шотландским виски. Поначалу он еще держал себя в руках – не хотелось в первую же ночь нажраться в слюни. И так уже в аэропорту лажанул, этот Тагильцев еще решит, что с ним совсем не стоит иметь дела, и отправит его назад без выходного пособия. Однако вскоре Грушин заметил, что Санек и сам не прочь слегка разогреться под луной. Не, ну а че там, все ясно – задолбался мужик за последний месяц в больнице дежурить, а тут еще и – ночь, звезды, природа, мать ее за ногу.

Через некоторое время Михаил обнаружил, что язык его ворочается уже с трудом. Однако, несмотря на некоторые возникшие трудности с речевым аппаратом, их взаимопонимание с Александром, напротив, лишь ширилось и крепло. Вскоре они уже общались, как закадычные друзья.

Во всем теле, утомленном долгой тряской в автомобиле по горным дорогам, разливалась приятная истома. Ноги отяжелели, и усилие, которое необходимо было сделать над собой, чтобы подняться и дойти до палатки, казалось невероятным.

Александр задрал голову и несколько секунд смотрел на небо, туда, куда взлетали оранжевые искры костра в нелепом стремлении допрыгнуть до самых звезд.

– Ничего себе, какие яркие, – пробормотал, наконец, он. – А в Москве их так хорошо не видно.

– Ну ты даешь, там же освещение круглые сутки. Фонари там всякие, подсветка зданий, – со знанием дела объяснял Миша. – Заглушает свет… В смысле – забивает… засвечивает… Черт, как это сказать?

Он так и не смог отыскать в хмельном мозгу нужное слово, и махнул рукой. Впрочем, Тагильцев, кажется, достиг уже аналогичного состояния, и понимал попутчика с полуслова.

– Вот слушай, Сань, одного я понять не могу, – через некоторое время допытывался у него совсем уже разомлевший Миша. – Вот ты мужик видный, красивый, известный. Да ладно, не скромничай! Бабы на тебя сами вешаются. Че, я сколько раз сам эту долбанную светскую хронику кропал – «известный российский адвокат Тагильцев был замечен на фестивале в Каннах в сопровождении прекрасной незнакомки». Как так вышло-то, что ты вот так запал на обычную женщину, ну, на Елену?

– Поверишь, я сам не знаю, как так вышло, – дыша в лицо алкогольными парами, подался к нему Александр. – Ты понимаешь, наверно, с детства что-то такое в башке сидело – ну, из сказок или книжек всяких подростковых, типа мушкетеров… Я не знаю. Но вот всегда казалось, что это все… – он неопределенно покрутил пальцами, – ну… не серьезно, что ли. Что, вот когда встретится женщина, которая предназначена мне судьбой… глупо звучит, я знаю, но иначе не скажешь. Так вот, мне всегда казалось, что я это почувствую. ну там колокол какой-то в голове ударит. И я все ждал, ждал… И ничего. Ну вот встречаюсь с какой-нибудь девушкой, вроде и нравится она мне. И я ей не противен, а… не щелкает. Понимаешь?

– Пф, очень даже! – заверил Миша, усмехнувшись в бороду. – аатлично понимаю тебя, брателло! Была как-то у меня одна шмара… Ну ладно, это потом. Ты дальше рассказывай!