И там крылатых слов насочинять
В стишках бесславных, но
любовно-вечных.
И нежно так тебя заобнимать
За ангельско-присутственные плечи.
Ноябрь. Туман. Уныло и банально
Ноябрь. Туман. Уныло и банально,
Но ничего поделать не могу
С его тоской незряче-инфернальной,
На заоконном стоя берегу.
Ввысь – перелётных птиц чернеют штампы,
Вниз – медный штамм зарёванных дорог,
Где светофоров бледные эстампы
Машинный контролируют морок.
И забубённость образной потуги
Сравни игре, бесцветью вопреки.
Плывут в безвидье городские звуки,
И умывает радость в небе руки —
В седых волнах всевидящей реки.
И будь что будет
Господь с тоской – и будь что будет,
Владей землёй, слетая вниз,
Без солнца на бесцветном блюде
Последний, как надежда, лист,
Как цвет, оторванный от ветки,
Качаясь на волнах пути
Потерянной в тумане деткой,
Которой лучше не найти.
Ты крайний, оттого любимей
Полёт в постылости бытья,
Где каждый миг необходимый,
Багрец по ноющему сплину,
И бог с тобой, тоска моя.
На выдохе
На выдохе уходишь налегке,
В осенние холодные пожары,
И вертятся слова на языке
Изящно недосказанного жанра.
Давай безмолвно, но начистоту,
Сквозь тесноту душевного участья,
Пока ещё немного вмоготу
Не разглядим потерянного счастья,
На том конце иллюзии и сна,
За пазухой у бога, как беглянку.
За голубою просинью окна
По близости дождя тоски славянской.
Говоришь – для народа попроще?
Говоришь – для народа попроще?
Хлопок неба, колышется лён…
Лыко зреет по липовым рощам,
Заполошится слово – влюблён —
От ветров шаловливых июльских
Разбежится по кронам слушок
И увязнет по сладости ульев…
В домотканном мелькнёт ангелок,
Как Макар, негоняющий стадо
До высот озарённых годов…
Ничего в этой жизни не надо,
Лишь отрада живительных слов,
Как по лесенке – ниже и ниже
До прохлады вечернего дня,
Потаённые бусины нижет,
Земляникой бугорной маня,
Это лето из прошлого – нынче
Лён да ситец простецкий наряд,
Как грозы полноводное вымя,
Что по жажде напоит меня,
Сбить сумеет жару в одночасье,
Ни любви, и ни ласки взамен
За небесное – дальнее счастье,
Синих птиц и амуров во власти —
В ярких красках моих перемен.
И тает речь
И тает речь. Как в оттепель снега
Доверчиво на землю оседает.
В тумане проступают берега,
И речка слов, мудреюще-седая,
По первому звонку ненастных дрязг,
По оплеухам капель близоруких,
Уносит вдаль прикосновенность ласк,
Уносит вдаль слабеющие звуки.
И тянет послевкусием обид
По воздуху сырому и больному.
Молчаньем осень рощи золотит,
И те шумят по прошлому чужому,
Украденному летнему былью,
Споённому дождливой волокушей.
Ветра ревут, подобные бабью,
А мне одной стоять и это слушать.
На сломе всех прощаний куковать,
Расхристанной. Небрежной. Одинокой.
Свой яркий свет в тетрадке рифмовать
С далёким бликом равнодушных окон.
На перегоне
От октября до ноября – на перегоне —
Стучит «навер-но всё-не-зря» внутривагонно,
Стучит сердечное «тик-так» без передышки,
Врастаешь взглядом в беглость стай, пока напишешь
Очередное про любовь, прощанье, плаху,
Несёшь себя в словах, стихах, несёшь со страху
До межсезонья, до черты, а там как знать бы,
Быть может, небу поостыть в морозном платье,
Быть может, грохот ускользнёт в дыру тоннеля,
Туда же время утечёт, окаменеет,
И на конечной ты сойдёшь, и снова осень,
Налево – маетности дождь на перекосе,
Направо – тихо и мосты почти сгорели,
Черты родные напрямик рассветно рдеют.
К зиме надтреснуто звучи в простой простуде,
Температурь, лечись. Грачи когда-то будут,
От ноября до декабря билет в намётках,
И целит стылая заря прямой наводкой
Куда-то выше головы, где тучность сепий,
Сжигая пройденность главы – и снег, как пепел.
Этот город устал
Этот город устал от движения хаоса,