Еще несколько шагов, еще несколько секунд – и я покину отделение.
Но тут … дверь одного из кабинетов отворилась, и из нее вышел доктор. Сердце ухнуло в пятки, я забыла, как дышать, ватные ноги с трудом передвигались. Но серьезный, понурый врач на секунду задержался, резко развернулся и направился в другую сторону.
Я едва сдержала вздох облегчения. Еще не время. Еще немного.
Парадокс! В сети камер слежения моей родной организации, секретной, правительственной было несколько слепых зон. А больницу напичкали видеоаппаратурой, как новенький коробок – спичками. Отовсюду за тобой подсматривали, подслушивали – спасибо громким делам с кражей органов, и сотням нелепых, параноидальных обвинений, последовавших за ними. То и дело в разных концах Галактики родственники погибших людей кричали о том, что тела выпотрошили подчистую, забрали все, что можно пересадить. Судмедэксперты только и занимались, что новыми вскрытиями, хотя ни одно подозрение так и не подтвердилось.
Из-за всей этой шумихи сотни устройств слежения в самой обычной городской больнице лишили меня шансов на скачки порталом…
Дверь отделения захлопнулась за спиной. Я понеслась вниз, по лестнице, под стук молоточков в ушах, будто спасалась от погони. Проскочила мимо вахтера так, что он удивленно выкатил глаза.
И только выбежав в тепло солнечного дня, наконец-то вдохнула полной грудью и притормозила.
Уффф… Дело сделано.
Я обновила наш со смертью счет. Двести семь ноль в мою пользу.
2. Глава 2
ГЛАВА 2
Где кажется, что мельранцы и индиго, действительно, родственные расы
Я бродил в потемках, ища ее свет, ее огонь.
Лес тянул ко мне когтистые ветви деревьев, словно изломанные в мольбе руки. Они выстреливали из сумеречной полутьмы у самого лица, и я едва успевал уклониться.
Плазма мелькала вдалеке – крошечным огоньком, как сказочное существо. А то показывалась лишь отчасти. Вдруг вырывался из мглы между деревьями протуберанец ее волос. Или тонкие, подсвеченные оранжевым пальцы, гладили, перебирали еловые лапы.
Я оглядывался, видел ее и снова терял.
Лес подставлял мне подножки – поваленные деревья так и норовили сделать подсечку, корни – зацепить босые стопы, опутать. Лес прятал ее, а я стремился найти.
Но внезапно наверху, словно больничная лампа со знакомым мерным гудением зажглась Луна. Белая-белая, полная она поплыла по черному небу, без единой звезды и замигала – то погасая, то вспыхивая.
Серебряный свет пролился на лес, вырвав из сумрака ветки деревьев, листья, даже сосновые иголки.
Но этого Луне показалось мало. Света становилось все больше и больше. Он заполнял мир вокруг, как заливает вода скальные пустоты под морем.
Я утонул в свете, и неожиданно для себя самого открыл глаза.
…
Тик-тик-тик. Едва различимый звук больше не раздражал, как прежде. Напротив, послужил надежным якорем, по кускам возвращая мне реальность.
По телу разливалось приятное тепло – тепло жизни. И я впервые за последний месяц ощутил себя полностью. Каждую мышцу, каждый клочок кожи, боль, щекотку, движения. Я чувствовал себя, владел своим телом. Боже! Какое счастье снова владеть своим телом! Я запрыгал бы на месте, если бы не боялся слишком сильно пошевелиться и потерять то, что обрел. Я закричал бы что есть мочи, если бы не боялся, что меня примут за ненормального и отправят в психушку.
Я убежал бы со всех ног, если бы не забыл – как это, бегать.
Противный запах лекарств, едкий – дезинфектора ударил в нос со страшной силой. Так и хотелось вытолкнуть их наружу и больше никогда не вдыхать.
Надо мной склонился доктор. Молодой, с грустным, вытянутым лицом доктор реанимации – он отключал аппарат. Я запомнил длинные, тонкие «музыкальные» руки и одну лишнюю фалангу на правом мизинце – из-за нее все время чудилось, будто палец сломан. А еще правый карман халата – он частенько маячил перед глазами, пока я умирал здесь, на аппарате. Из кармана неизменно торчала новомодная ручка с чернилами разной видимости. Одни сияли в темноте, а на свету лист казался девственно чистым, другие искрили, третьи меняли цвет.