О, маленькие дамы, проходит двадцать лет,
Вы так похорошели, а может быть и нет,
Но всё ровно сияете, исполнены побед,
Купаетесь в шампанском и дуете в кларнет.
Бедняжки, ваши мамы, проходит двадцать лет,
Вы мам своих сменили, а счастья нет и нет,
Я знаю восемь женщин, не любящих цветы,
Они ещё наивны, они ещё они.
путешествие
Я сбавил темпы, провинциальный город
Встретил меня светом своих фонарей,
Я чувствовал, что хочу спать, но более голод;
В автобусе тесно от лиц мне знакомых людей.
Наш поезд застыл до утра у причала-перрона,
Прибрежные лужи его отражали огни,
И проводница – хозяйка восьмого вагона
Решила немного поспать, ведь все гости ушли.
На улице дождь падал вниз бесконечно и вяло,
Все в городе спали, им снились бессвязные сны,
Приятно лежать под хрустящим от чистоты одеялом
И наслаждаться отсутствием суеты.
А днём я проснусь,
Радость тронет слегка сердца струны,
Окно мне покажет, что всё в нём, увы, как вчера,
Все те же слова, та же жизнь, те же шутки и стоны,
Я ставлю клеймо: жизнь доныне здесь так же сера.
Да, скука – бич всех городов и посёлков,
В ней тает, как сахар в воде, любой высокий порыв,
Я чувствовал здесь себя лучше не так уж и долго,
В городе все говорят, что движение – миф.
Я вновь сбавил темпы, провинциальный город
С горсткой огней оставлен мной позади,
Жёлтый автобус попал в бездорожья омут;
Прошло два часа, – вот и цель моего пути.
Я спал опьянённый воздухом больше недели,
Потом упивался лугами, лесами, рекой,
Но скоро мне эти прогулки вдруг надоели,
Ведь нет в этом смысла, я вновь заболел тоской.
Я маялся дни напорот на мятой постели,
Тупо уставясь, расматривал потолок,
За окнами люди смеялись, пили и ели,
А я всё гадал: есть ли в их поведении толк?
Нет, думал я, в этой жизни безумия много,
Но далее темпы я сбавлять не хотел,
На скорости хочется жить, пусть ещё хоть немного,
Я оделся, вышел, сел в поезд и повеселел.
влюблённый
Если б я был художник, я бы выбросил кисти,
Я бы сжёг свои краски, мольберт,
При одно только в мозг мне закравшейся мысли,
Написать на холсте твой портрет.
Я провёл бы все ночи средь обрывков бумаги,
Дни провёл бы в бессонном бреду,
Вместо капли росы я пишу стакан браги;
Непонятно, что я имею ввиду?
Если б я умел звуками выткать узоры,
Как зима на оконном стекле,
Я вы выбросил ноты, мой слух украли бы воры,
И я никогда не смог петь о тебе.
Мне мало красок и звуков, мне не хватает уменья,
Вот потому я не берусь описать,
Твою улыбку, слова, твои в пространстве движения,
Как стало мне вдруг тебя не хватать.
Но может быть всё однажды бесследно исчезнет,
Мой разум проснётся, всё станет другим,
Моя любовь умерла, и она не воскреснет,
Ведь это была не любовь, это был только дым.
Но сейчас я не верю, я надеюсь, что время
Не погасит во мне этих чувств,
А они навалились на меня словно бремя,
Они сегодня так долго мне мешают заснуть.
колыбельная для N.
Спи, спи, прекрасная N.!
Я буду хранить твой трепетно сон,
Волшебно светит в окно луна,
Но я не выпущу из руки лом.
Спи, спи! Вокруг всё спокойно.
Спи, спи! Я рядом, как пёс.
Спи, спи, прекрасная N.!
Пока меня сон не унёс.
Спи, спи, я буду рядом.
Поверь, ты увидишь прекрасные сны,
Ты будешь гулять по вишнёвому сад
И есть украдкой болты.
Спи, спи, прекрасная N.!
И если кто-то потревожит твой сон,
И если кто-то появится слева,
Мы будем кричать в унисон.
А за окном огни, а не звёзды,
И вместо Луны светит жёлтый фонарь.
Прекрасная N., мне снятся сны в стиле noise rock,
А ты видишь сны в стиле «розовый рай».
Спи, спи, прекрасная N.!
Так ночь коротка для тебя и меня,
А утром с востока бледно светит Венера,
Через шесть минут проснётся страна.
И воздух наполнится скрипом паркета,