Он выпил кофе. Тот был горяч и чрезмерно сладок. Чрезмерно даже для Него. Все это время она стояла рядом, стояла опустив взор, водила ногой по линолеуму и о чем-то думала, о чем-то о своем.

Было желание сделать все «по-быстрому», прямо здесь, в том самом коридорчике, где все и началось, тем более, что Он был уверен – она будет не против. Или не станет сопротивляться… Но что-то внутри остановило его. И Он не стал портить всё, пускай и желанным, возможно даже ими двумя, актом, вместо достойного раставания.

Он вернул ей чашку, поблагодарил, обнял и совершил ритуальный прощальный поцелуй в шею. Хотел прикоснуться губами к щеке, но что-то в том было банальное. Подобный поцелуй отдавал чем-то официальным, приторно избитым. Шея – совсем иное дело.

Дверь за Ним не закрывалась. Лишь прикрыв её, она провожала Его сначала взором, потом уже по звуку шагов на лестнице, до тех пор, пока внизу не хлопнула дверь.

«Жизнь удалась! – потянулся Он пройдя с полсотни метров по уже теплому асфальту. – По крайней мере этим утром».

Район, некогда бывший обителью тракторостроителей, встретил Его, на удивление, утренней прохладой. Пышная зелень заброшенных насаждений и растрескавшийся, поднятый местами массивными корнями, асфальтом. Прохлада, ленивые коты, греющиеся в пятнах солнечного света, теплый асфальт, да редкие прохожие, – вот и все, что окружало Его по пути к метро.

Спускаясь в метро, пробегая быстро участок перехода, принадлежащий железной дороге и потому находившийся в двух минутах от состояния заброшенности, выскочив в освещённое пространство облицованного керамогранитом перехода непосредственно метрополитена, Он мимоходом вспомнил барышню, с которой Ему посчастливилось скоротать прошлую ночь. Образ сам собой всплыл в памяти и так же ушёл куда-то, откуда навряд ли уже вернется. Она осталась в прошлом, хотя, думал Он, вполне можно было бы внести её в перечень тех, у кого на непредвиденный случай можно было бы прислониться как телом, так и душей.

Порой так случалось, что «жизнь давала серьезную трещину» и требовался кто-то, кто мог бы создать ощущение не полной безнадежности существования, давал возможность окунуться в объятия уюта и чужого тепла. Несколько раз Его пытались «привязать» и остепенить, но внутреннее ощущение поводка было невыносимо, потому при первых же признаках, что дело идет к более-менее серьезным отношениям, Он тут же увеличивал дистанцию, порой вообще скрываясь из виду. В этом был весь Он. Женщины его привлекали. Более того, без них Он просто не смыслил своего существования! Они были не просто необходимым атрибутом – они были смыслом Его жизни, но лишь до тех пор, пока не претендовали на Его личные свободы и не ставили ограничений на общение с иными особями своего пола.

Прохлада метро расслабила. Расслабила до состояния сонливости. Поезд тарахтел, попутно наполняясь пассажирами, спешащими на работу. Говорят, были времена, когда направление в сторону центра в это утреннее время было практически пустынным. Было то во времена бытности Союза, когда основная занятость населения приходилась на заводы и основной пассажиропоток направлялся как раз в сторону ныне заброшенных монстров советской индустрии. Теперь люди спешили в офисы, расположенные в иных частых города, в обратном направлении.

На Жукова в вагон уже не поместились все желающие. Девушки в джинсе с низкой посадкой врывались в сознание, стоило лишь открыть на миг глаза. Полупрозрачные топы, сандалии, оголенные животы… Руки сами тянулись прикоснутся ко всему этому, нарушая тем самым сразу как морально-этические нормы, так и отдельные статьи административного, а возможно и уголовно-процессуального кодексов.