Воспитывалась Ниночка в духе советского времени: любила смотреть патриотические фильмы и петь патриотические песни. Даже в детском саду, гуляя с подружками на улице, они напевали «Там вдали за рекой» и обливались горючими слезами, когда речь шла о гибели молодого бойца.

Однажды к Ляле приехала давнишняя – со времен детства – подруга, бывшая проездом в Москве. Женщины не виделись более двадцати лет. Они разговаривали, сидя за столом и не замечая, что на диване примостилась со своей куклой Ниночка. Тяжким, полным драматических событий было детство обеих. Воспоминания, которые не давали им спокойно спать и будоражили сердца, выплеснулись из их душ, и слезы залили им глаза. Эти воспоминания военного детства, подслушанные Ниночкой, произвели на нее такое глубокое впечатление, что она, боясь выдать свое присутствие, сидела молча, открыв рот, и только тихо вытирала глаза, полные слез.

С этого дня Ниночка потеряла покой. Ей снилось, как полчища фашистов надвигались на нее и ее маленький сказочный мир. Она металась по кровати и утром просыпалась в мокрой постели. Родители, не понимая, что с девочкой, ругали ее, что она, такая большая – шесть лет – писается в постель. Тогда Ниночка стала бояться не только фашистов, но и того, что она описается. И она, видя во сне приближающихся врагов, резко открывала глаза, проверяла, что кровать сухая, и бегом, топая босыми пятками, летела в спальню к родителям, ложилась между ними и только тогда, в тишине и тепле, крепко засыпала. И фашисты отступали. И писать не хотелось до самого утра. Ниночка привыкла спать с родителями и каждую ночь будила их, к ним ложась.

Проблема Ниночки была решена. Правда, мама и папа вставали разбитые и уставшие и шли в таком состоянии работать весь день.

Конец Ниночкиному «хулиганству» поставил ее восемнадцатилетний брат, Олег. В один прекрасный день он отвел Ниночку в сторону и тихо, чтобы не услышали родители, произнес: «Еще раз разбудишь родителей и залезешь к ним в постель – получишь в глаз. Короче, тебе утром будет страшнее, чем ночью. Понятно?» «Понятно», – без особенного энтузиазма кивнула Ниночка.

Наступила ночь. Мирные шелест листвы и журчание ручья были обманчивы. Враг приближался, чтобы убить бедную Ниночку, а всех друзей и родных угнать в рабство. Ниночка резко открыла глаза. И хотя было слышно, как в соседней комнате похрапывает отец, как за окном проходят поезда, страх наполнил ужасом ее сердце, а ноги похолодели. Но тут же ей представился большой мускулистый кулак ее брата, и она поняла, что утром будет еще страшнее. Она зажмурилась и… уснула. Она проспала так до самого утра в мягкой, теплой и… сухой постели. Это была ее, Ниночкина, победа. Несмотря на то, что к этой победе ее привел страх.

В нескольких десятках метрах от Ниночкиного дома шло строительство новой школы. В нее предстояло пойти Ниночке в следующем году. Хотя она уже могла читать и считать, одна мысль, что надо будет сидеть за уроками вместо того, чтобы гулять с подружками и прыгать в классики, отбивала у нее всю охоту учиться.

Не особенно изменила этот настрой первая учительница, вошедшая в класс с указкой в руке. Указывая этой ненавистной палкой на каждого, она заставляла учеников рассказывать, как их зовут, где они родились и кем работают их родители. По окончании уроков Зинаида Александровна, или Зинка, как ее прозвали дети, начинала строить их по росту так, чтобы они смотрели друг другу в затылок, и таким порядком отводила их в раздевалку.

После длительных каждодневных тренировок дети строиться так и не научились, и каждый день на построение уходило в лучшем случае по получасу. Нина ненавидела эту часть школьной жизни. Когда начиналось построение, она тихо брала свой ранец и на цыпочках, чтобы Зинка не заметила, удирала вниз по лестнице в раздевалку. И хотя Зинка на следующий день пол-урока ругала Ниночку перед всем классом за такие проделки, Ниночка повторяла свой побег снова и снова.