1954. Подруги – Света и Света

Света Брежнева моя лучшая подруга. В школу мы пошли в один год и в один класс, сидели на одной парте, и первое время учительница нас не различала. Она и все одноклассники думали, что мы сёстры, т.к. были очень похожи друг на друга. Бывает же такое! Мало того, что были похожи лицом, одеты были одинаково и на голове у каждой был большой белый бант.

В моей первой школе, мы тогда жили на Красном Пути, я проучилась один месяц, потом папе дали квартиру в новом районе города – Советском. И со Светой мы расстались. Прощались со слезами.

Утром на новом месте, как уже было принято, я стала собираться в школу. Папа был на работе, мама занималась разбором вещей. Я взяла портфель, незаметно вышла на улицу и самостоятельно пошла в новую для меня школу, благо она находилась через дорогу, чуток наискосок. Пришла, вошла в класс, села за парту. Начался урок, учительница увидела меня, естественно, удивилась, – новая ученица, подошла ко мне и сказала:

– Девочка, ты кто такая?

– Мосина Света, – ответила я.

– Ты откуда?

– Мы вчера приехали с Красного Пути.

– Мама знает, что ты в школе?

– Нет.

– Вот что, Света, скажи маме, чтобы она пришли в школу. А сейчас иди домой. Мама волнуется, потеряла тебя, не знает, что ты в школе. Не заставляй её переживать.

На следующий день мама пришла в школу и меня зачислили в первый класс. В той школе я проучилась всего год, потом меня почему-то перевели в другую. В новую школу не надо было ходить через дорогу, путь до неё пролегал по узенькой улочке меж частных домов стоящих за сараями нашего двора. Как-то зимой я и моя новая подруга-одноклассница решили идти домой не ножками, а катиться. Легли на дорогу и катились по ней до самого дома. Забияки и выдумщицы! А однажды я ушла, никому не сказав, на районную новогоднюю ёлку. Накаталась там с горки до умопомрачения. Домой шла как ледышка, пальто стояло колом. Родители меня, конечно, потеряли. Иду домой, а навстречу папа. Взял он меня за руку и, ни слова не говоря, повёл домой. Так, молча, и шли. Уже дома папа снял с себя ремень и хотел крепко врезать мне по попе, спасла мама, хотя, уверена, папа не стал бы меня лупцевать, так… для острастки снял ремень. За всю мою жизнь я не помню случая, чтобы папа поднимал руку на меня или Валентина, он даже никогда не повышал голос. Не было и нудных нравоучений, были предостережение и спокойный разговор.

Новый район города – Советский, в народе названный городок Нефтяников из-за расположенного на его территории нефтезавода, строили заключённые, и все кирпичные дома в нём по своей принадлежности были нефтезаводские. В одном из своих домов нефтезавод выделил трёхкомнатную квартиру военкомату, тот в свою очередь две комнаты выделил семье начальника третьего отдела – папе, и одну комнату в этой квартире молодой семье – сержанту и его жене.

– Поживёте временно с подселением, – сказали отцу. – Построят новый дом, переселим в него сержанта, и вы получите всю трёхкомнатную квартиру.

Дом построили, сержант выехал, на его место прибыла другая семья, на смену ей третья и так далее. Ни отцу, ни маме, ни нам – их детям не суждено было жить в той квартире одной нашей семьёй, – без подселения. До самой смерти мои родители жили с чужими людьми. Валентин – мой брат уже женился, я вышла замуж, а родители так и мучились с подселением. Потом мы с мужем после его увольнения из армии переехали в Омск и жили с мамой (мама умерла в 1981 году), и тоже жили с подселением, лишь летом 1983 года мы освободились от него. Но это уже другая история и очень крутая, о ней расскажет Виктор в другой книге. А я пока продолжу рассказ о моём детстве и взрослении.