Что я знал о ней? Комар – она же Ольга Совецка (так называли ее польские друзья) – родилась в ноябре 1922 года в городе Кара-Кол (в Киргизии). После окончания семилетки училась в техникуме, получила среднетехническое образование. По путевке комсомола пошла в армию, закончила школу радистов-разведчиков и проявила себя в тылу у немцев в исключительно сложной обстановке отважной, находчивой разведчицей.

Разный возраст. Разный опыт. Разные характеры.

Когда Груша пошла в первый класс, я уже учительствовал. Когда Комар вступала в комсомол, Грозу призывали на действительную службу.

21 июня в школе, где училась Груша, был бал. До самого рассвета бродили счастливые девчонки по тихим улицам райгородка, еще не зная о том, что война началась.

В ночь на двадцать второе я как заведующий Гороно находился на праздничном собрании львовских учителей, а Алексей в то время со своим взводом связистов был поднят по боевой тревоге.

…Незадолго до вылета нашей группы меня вызвали в штаб.

На этот раз мы не говорили о предстоящем задании, не уточняли детали. Все было говорено-переговорено.

– Догадываешься, зачем вызван?

– Не совсем.

– Решено окончательно. Подписан приказ о твоем назначении командиром группы. Мы, – продолжал офицер, – очень рассчитываем на твой педагогический опыт. Главное – объединить, сплотить членов группы. Четыре голоса должны слиться в один «Голос». И при этом очень важно сохранить, развить индивидуальный почерк каждого, поворачивать лучшей его стороной.

– Буду стараться.

– Заместитель у тебя хорош. Правда, горяч. Ты студи, но в меру. Подружились?

– Вроде.

– В школе вас многому научили. Но твоя настоящая наука только начинается.

– Понятно.

– И помни, что я говорил насчет группы. Четыре пальца врозь – просто четыре пальца, вместе – почти кулак.

Ну, будь здоров и здравствуй, Голос. До встречи где-то в Кракове.

Как это началось

Что привело меня в Рыбне? Как я, представитель самой мирной профессии, стал военным разведчиком, а еще раньше подпольщиком?

Моя довоенная жизнь мало чем отличалась от жизни миллионов наших советских людей. Я родился в старом Екатеринославе, будущем Днепропетровске, за три года до революции, на Первой Чечеловке – грязной, пыльной рабочей окраине. Отец мой, Степан Березняк, провоевал всю империалистическую. Первое воспоминание связано с ним. Меня, трехлетнего пацана, очень напугал чужой дядя, заросший густой рыжей щетиной солдат. Щетина больно кололась, я стал вырываться, заплакал (ЧП это долго фигурировало в нашей семейной хронике) и с месяц упорно называл отца дядьком. «Дядько» побрился, попарился в бане, отмыл, соскреб солдатскую грязь и оказался молодым, веселым, неистощимым на выдумки человеком. С фронта – дело уже было после революции – он привез одну только гармонь. Отец берег ее пуще глаза и много лет не расставался с ней. Репертуар его был обширен и воистину интернационален. В империалистическую воевал мой отец под Бобруйском, в Пинских болотах, где, очевидно, подружился с «Лявонихой». Помню еще «На сопках Маньчжурии», «Ой під вишнею, під черешнею», «їхав козак на війноньку». Но больше всего мне почему-то запомнилась солдатская «Ой, степ, ти мій степ».

Песню я хорошо запомнил, потому что играл ее отец очень часто. Он всю жизнь был рабочим. Столярничал на брянском заводе, позже на станции Помашной в вагоноремонтных мастерских, потом снова Днепропетровск. Последние годы – Львов. Никогда не болел. Решительно отказывался от выхода на пенсию. Как жил, так и умер рабочим на семидесятом году в 1954-м, так и не узнав – тогда еще не время было, – чем занимался его сын, отбыв в неизвестном направлении в январе 1944 года.