Остановив машины неподалеку, к нам бежали люди: я видел их сквозь разбитое лобовое стекло.

– Джейсон, ты жив?

– Да, – глухо откликнулся он из своего капкана.

– Мне надо выбраться!

Я с криком засадил по стеклу. Хоть бы что. Джейсон! Ему нужно помочь! Я расстегнул ремень, повалился сверху – и услышал его сдавленный стон.

– Слезь с меня! – прохрипел он. – Слезь!

Я встал так, чтобы на него не давить, уперся ногами и пихнул спиной пассажирскую дверь. Без толку. Неведомо как, но я вылез через водительское окно, и только встал, как ко мне кинулись несколько человек.

– Там мой друг! – заорал я. – Его зажало! Помогите!

– Эй, поднимите пикап! – крикнул кто-то. – Может, на колеса станет!

Общими усилиями они приподняли машину, Джейсон затянул себя в кабину, расстегнул ремень и, пока все держали фургон, выполз через окно.

Бог его знает как, но я отделался парой царапин и ушибов. Другу повезло меньше: у него лопнули межпозвоночные диски – впрочем, все могло кончиться намного хуже, учитывая, сколь серьезной была авария.

Четыре месяца спустя, на первом курсе колледжа, мы играли в соккер, я бежал по полю и вдруг заметил, что левая нога движется как-то не так. Я мог бить, мог оттолкнуться, если хотел подкрутить мяч, но отвести стопу назад не получалось. Усилия ничего не давали, я просто шаркал, а порой и спотыкался, задевая о землю мыском.

Я сказал родителям, мы стали разбираться и, решив, что дело именно в ноге, пошли к ортопеду. Он, совершенно ошарашенный, направил нас к неврологу, тот тоже ничего путного не ответил, но сделал гипсовый слепок, с которого нам на заказ изготовили легкий белый пластиковый ортез – стельку, что изгибалась вокруг пятки и удобно поддерживала икру. Жить с ним я мог вполне нормально, да еще и активно.

На одну из примерок со мной пошел Патрик.

Ортез закрепили «липучкой» на голени, я встал, слегка прошелся, и алюминиевые петли по обе стороны лодыжки тоскливо скрипнули.

– Ох, круто! – рассмеялся Патрик. – Любую девчонку разжалобит!

– И как я сам не догадался! – огрызнулся я.

– Ты как в нем?

– Все лучше, чем ногу волочить.

– А мне нравится, когда ты ее волочишь, – усмехнулся он. – Я так лучше смотрюсь!

– Вот ты дурак! – расхохотался я.

– А если серьезно, все здорово. Почти не хромаешь.

Еще несколько шагов, и я воспрянул духом.

– Отлично! Да я и в теннис смогу играть!

Да, с ортезом я махал ракеткой и на младших, и на старших курсах. Я все время следил за слабостью в ноге, и казалось, что худшее позади. Но миновал выпускной, и болезнь двинулась дальше.

Я никогда не связывал слабость ног и аварию – до сих пор. Кирстин тихо сидит рядом и крепко держит меня за руку. Я так стиснул пальцы, что чувствую ее пульс. Мысли рвут голову на куски.

– Звони Патрику, – говорит жена. – Тебе это нужно.

На дворе дивный ясный майский день, небо словно сверкает, но я застрял дома и зубрю: скоро экзамен. В окно кабинета, отвлекая, льется ласковый свет. Телефон, слава тебе господи! Так, хватит чтива! «Заведование врачебным уходом в условиях больницы» вполне себе подождет.

Бросаю взгляд на дисплей: кто там у нас? Ну надо же! Лучший друг, Джастин, из своего Сан-Диего! Мы знакомы всю жизнь, и даже сейчас, за тысячу миль друг от друга, неделя-две – и созваниваемся.

– Да?

– Пэ-э-дди!

Не могу удержаться от смеха. Джастин тысячи раз произносил мое имя нараспев, и я каждый раз невольно улыбаюсь.

– Скиз, как ты? Вроде пару дней как общались. Все хорошо?

В ожидании ответа встаю из-за стола, иду на кухню, плечом прижав к уху телефон, и наливаю себе воды.

– И да и нет, – спокойно говорит он.