– Лада, ты не понимаешь, – ругалась я с сестрой, которая не могла понять, почему я отказываюсь от предложения, о котором многие могут только мечтать, – я оставляла в зале все силы, я трудилась ради этого «золота», чтобы слышать гимн России, а не США! А теперь что? Как я могу тренироваться и побеждать своих же? Это невозможно!
– Лё, ну хочешь, выступай за любую другую страну, – смягчается Лада, – можем попробовать Грузию – у них, наверное, и нет спортивных гимнасток. Будешь Аленой Комаридзе. Или поможешь украинской команде. Алена Комаренко – как тебе?
Кидаю подушку в совершенно не серьёзную сестру.
– Ты абсолютно не политкорректна.
Тогда я так и не смогла заставить себя стать частью спортивной элиты чужой страны.
Пришла к гимнастическому залу клуба, за который мне предложили выступать, и просто стояла у входа, рассматривая яркую вывеску. Все здесь было таким красивым, словно я оказалась в американском молодежном сериале.
– Может, не так страшно, что ты прекратишь выступать? – рассуждала сестра, видя моё настроение. – Ты же после Олимпиады ходила хромая.
Моё здоровье действительно было подорвано тренировками, когда я не чувствовала пределов своих сил, изо дня в день переходя грань. Возможно, все дело в психосоматике: я ощущала себя разбитой, но не столько в физическом, сколько в психоэмоциональном плане.
Но что я без спортивной гимнастики? Решение о завершении спортивной карьеры было одним из самых трудных в моей жизни. И самое болезненное заключалось в том, что я приняла это решение не добровольно! Меня лишили права выбора, меня лишили возможности выступать за свою страну, мне просто вырвали крылья и выбросили, как ненужный отработанный материал, лишив возможности летать!
Боли в мышцах от отсутствия нагрузки были мучительными и преодолевались только долгими пробежками и самостоятельными тренировками. Моя потребность выбрасывать излишнюю энергию никуда не делась, и все последующие годы я продолжала упорно заниматься, меняя виды спорта, но уже исключительно для себя.
Я возвращалась в Россию с мыслью завершить образование и работать по специальности. Не могла смотреть на свои медали, грамоты. Собрала все и отдала на хранение, лишь бы не мозолили мне глаза. Когда по телевизору транслировали соревнования по спортивной гимнастике, сразу переключала. Это был еще один вид пыток, которым меня подверг Анатолий Самгин, украв у меня самое дорогое: своего сына и спорт.
Конечно, когда спустя год я явилась в банк, ни о какой встрече с Самгиным-старшим и речи не шло. Банковский служащий сообщил, что ячейка раскрыта и на данный момент находится в аренде у другого лица.
Я знала, что совершаю огромную ошибку, еще тогда, когда подписывала договор, лелея призрачную надежду на то, что у Анатолия Борисовича есть хотя бы какие-то остатки порядочности. Но какой тогда был выбор? Оставить бабушку без шанса выжить?
И уже в банке я поняла, что когда-нибудь этот договор прилетит мне в спину.
15. Глава 15
***
Клим продолжает держать меня, а я в своей злости чувствую лишь слабость в мышцах, да и противостоять ему физически совершенно бесполезное занятие. Сжимаю пальцами рубашку и тяну на себя, по-детски желая нанести ему хоть какой-то ущерб.
– Ты решила начать расплачиваться прямо сейчас? – нагло ухмыляется он, видя мое мышиное копошение, приведшее к тому, что оторвалась пуговица на рубашке.
Перестаю барахтаться, сжимая зубы.
– Выпусти меня отсюда. – Смотрю в его глаза, тяжело дыша, и он спокойно отступает назад.
– Иди.
Не теряя времени, я покидаю кабинет, жалея о том, что на мне не кроссовки. Слышу позади себя неспешные шаги Клима. Конечно, один его шаг – как три моих. Снова этот дурацкий гравий, в котором утопают мои каблуки. Подхожу к маленькой двери, примыкающей к воротам, ожидая, когда охрана получит приказ своего хозяина и отворит дверь. Раздается сигнал, и я дергаю за ручку, которая тут же поддается мне.