Самгин зол, и меня это радует, но не потому, что я стремлюсь его уколоть, а потому, что за этой злостью я вижу его. Сейчас я узнаю в нем того человека, которого любила до безумия. Но это так опасно для меня, я не смогу пережить всё еще раз, я просто сломаюсь.

После смерти бабушки сестра настояла на том, чтобы я поехала вместе с ней во Флориду. У меня не было сил за что-то бороться, кому-то противостоять, и уж точно не родной сестре. Она увидела меня в тот день, когда я встречала ее с «грузом двести» в аэропорту своего родного города, где была похоронена мама.

– Сестренка! – Обхватив ладонями мое лицо, она вглядывается мне в глаза. – Тебя всю трясет!

Она обнимает меня, и я наконец-то могу расслабиться и расплакаться в её объятиях, вдыхая последний родной запах на этой земле. До ее замечания я даже не знала, в каком напряжении была все это время. Тело действительно мелко дрожит, будто меня лихорадит, но я не больна. Я просто дико устала от этой взрослой жизни, где мне одной приходится справляться с проблемами.

На похороны бабушки заявился отец. Я смотрела на него, но ничего не испытывала, даже злости. Он попросил у меня денег. Так смешно – наверное, думает, что после Олимпиады я богачка. К Ладе не подошел, она никогда не скрывала своей неприязни. А я была другой. Привыкла прятать эмоции, и, должно быть, он посчитал, что вправе у меня что-то просить.

– Ведь я твой отец, – кидает он мне с укором, пока я стою у свежей могилы бабушки.

Перевожу свой сухой взгляд с креста на его лицо – такое гладкое, как наливное яблочко, сытое, лицо человека, который всегда жил так, как ему хотелось. А я отлично знаю, что покажет мне зеркало, если решу в него заглянуть: худую, изможденную скелетину, которая давно не помнит, что такое нормальный сон и аппетит.

– Мой отец похоронен в этой могиле, – киваю на крест, – и мать тоже. Умерли мои родители.

Лада молча уводит меня от него, обнимая за плечи. Потом – поминки, которые я плохо помню, и разговор с сестрой о том, что я поеду с ней, потому что она не оставит меня в России одну в таком состоянии. Не знаю, что было бы со мной, если бы тогда она не забрала меня.

Она жила с молодым человеком в теплом штате, и хотя я не особо любила жару, но солнце здесь меня спасало. Я приходила вечером на пляж, к океану, и мне становилось легче. Терапия с психологом, успокоительные, сон, свежий воздух, беззаботная сестра, заражающая окружающих своим позитивом. Мы были противоположностями: она – положительная, а я – отрицательная, но вместе мы – рабочая батарейка.

Машина притормаживает у кованых ворот, которые автоматически раскрываются, пропуская внутрь и открывая вид на дорогой особняк. Клим останавливает автомобиль у входа, но он все еще на взводе, я понимаю это по тому, как он сжимает с силой кожу руля, словно хочет её снять. Костяшки пальцев напряглись и побелели, а я совсем не понимаю, чем вызвана эта злоба.

Ни за что не поверю, что все дело в слюнявом поцелуе Ивана, когда Клим сам демонстрировал всему обществу час назад, как он счастлив со своей идеальной женщиной.

– Выходи, – наконец, произносит он чуть хриплым голосом.

Слушаюсь его, вылезая из низкого автомобиля, и иду по направлению к воротам. Не знаю, что он задумал, но участвовать в этом я не собираюсь. Дорогу мне преграждает охранник, сложивший руки, как футболист во время пенальти, прикрывая самое ценное. Он думает, я сейчас собираюсь атаковать его пах?

Оглядываюсь назад. Клим стоит у машины и курит, должно быть, забавляясь этой сценой. Мне остается только догадываться об этом, потому что на его лице пустота. Ни одной эмоции.