– Чаю хотите?

– Хочу, – ответил Макс тоном, в котором чувствовались, что вопрос был явно излишним.

Алиса заварила две чашки чая, поставила одну на стол перед Максом, с другой сама села в кресло.

– Вы садитесь, что стоите-то.

Макс придвинул одно из кресел к столу и сел, повернувшись лицом к Алисе Константиновне. Алиса же смотрела в одну точку где-то за горизонтом, практически не моргая, и о чём-то напряженно думала. Макс поймал себя на мысли, что молчит она непривычно долго, и решил нарушить тишину первым:

– Совсем барахло, да?

Алису этот вопрос как будто вернул из забытья. Она тут же встрепенулась, отпила чай, и начала говорить:

– Нет, что вы! Прекрасная вещь… я удивлена, что в доме ваших родителей есть такой потрясающий предмет! Хотелось бы взглянуть на остальное. Этот аппарат, – Алиса кивнула в сторону лаборатории, – как минимум начала двадцатого века. Вы, наверное, хотите знать: целесообразно ли его продать? Ответ таков: однозначно стоит! – «И желательно – мне!» – продолжив мысленно, Алиса пустилась в объяснения: – Чтобы сказать реальную ценность, его нужно исследовать подробнее, в оборудованной лаборатории, разобрать, осмотреть механизм. К тому же, он поврежден. Нужна хорошая реставрация. Корпус разбит, и я не рискнула запускать механизм, пусть для начала его посмотрит специалист. Я бы просила вас оставить пока граммофон у меня, для этих целей, если вы, конечно, не против. Думаю, пары недель хватит, чтобы исследовать его. У меня есть специалист, он поработает с механизмом. Если он работоспособен, можно будет говорить о сохранности граммофона как функционирующего предмета и о целесообразности восстановления.

– То есть, вещь ценная? – подытожил Макс.

– Безусловно! Вам повезло. Возможно, после реставрации удастся продать его с аукциона тысяч за пятьдесят, шестьдесят, а может, и большее… – Тут Алиса остановилась. Словно хотела добавить что-то ещё, но передумала. Она мило и кротко улыбнулась, подытожив свои размышления.

Макс оживился. Ведь в доме оставалось полным-полно предметов старины, куда лучше сохранившихся и куда более изысканных, чем этот полуразбитый граммофон. Учитывая, что один только он мог окупить почти четверть ремонта, можно было надеяться, что поездка в Россию окажется не только интересным развлечением, но и выгодным предприятием.

– Неплохо! Знаете, у меня ещё много всего старинного: мебель, фарфор – в основном всё целое. Я хочу попросить вас взглянуть на это. Всё сюда везти никак не выйдет.

– Ни в коем случае! Не надо сюда больше ничего везти! Я взгляну, конечно. Договор экспертной оценки заключать будем?

– Если положено, то давайте… я, в принципе, и так вам верю.

– Для аукциона нужно будет заключение. Письменное. Без договора я вам не смогу его выдать. Так что я вам сейчас напишу, в какой кабинет и какие бумаги нужно представить. В следующий раз, когда придете за граммофоном, зайдете и туда.

– И когда же я вновь увижу вас? – к Максу возвращалось его умение общаться.

– В смысле? – Алиса почувствовала, как на её щеки пытается выползти легкий румянец, но немыслимым усилием воли сдержала его. – А, вы про граммофон. Давайте так… сегодня у нас какое? Пятое? У меня есть срочные дела в Париже на пару, может, тройку недель. Давайте двадцать шестого числа созвонимся. Думаю, результат уже будет.

– Телефончик ваш можно? – обрадовался Макс: экспертша зацепила его, и он не хотел упускать ни единого повода.

– Вы мне оставьте свой, я позвоню, когда у меня будут результаты.

Макс угрюмо протянул свою визитку. Алиса отдала листок с памяткой о документах, нужных для договора.