— Мальчик из хорошей семьи…

— Пап, — снова прервала его тираду. — Мы уже говорили об этом.

— Ох, доця, где ж твой принц-то ходит? Того гляди, и тридцать стукнет, а ты одна, а мы с мамкой не молодые, сама знаешь.

— Так, что, если в тридцать буду старой девой, любить перестанете? — шутливым тоном произнесла, между тем выглядывая девчонок.

— Тьфу на тебя, Варька! Мы с мамкой всегда за тебя, — он хотел еще что-то сказать, но на заднем фоне послышалась возня, а после, — это Варька? А ну дай с доцей поговорить…
Алло, Варюшка, ты?

— Да, мамуль, — улыбнулась, услышав родной голос.

— Нет, ну совсем совести у твоего отца нет! — гаркнула Ольга Николаевна. — Дочь родная звонит, а он хоть бы слово мне сказал! Все в тихоря…

— Мам, — закатила глаза. — Не ругайся на папу. Я только позвонила, тем более мы вчера разговаривали.

— А ему полезно будет! Ты когда к нам? Мы с отцом тебе сметанки домашней купили, молочка у теть Раи. Знаешь, какое молочко… Ух, за уши не оттянешь, а оладушки какие пышные получаются — загляденье!

— Приеду, мам! обязательно приеду, — пообещала я.

Мама на секунду притихла, а затем на полтона ниже, как заправский шпион, промолвила:

— Ты отца своего дурня не слушай. Петька твой не долго горевал. С барышней уже какой-то расхаживает под ручку, ходят тут милуются.

Вот же, пристали со своим Петькой! Ну ходит и пусть! Мне мороки меньше будет!

— Мам, Петя — мой друг и я рада, что у него все хорошо.

— Видела я, как вы дружите, — буркнула. — Чай с отцом не слепые, видели, как вы голубки ворковали у нас под домом, — с весьма «тонким» намеком произнесла она. 

Каюсь, был за мной такой грешок! Сложное и довольно неприятное расставание с бывшим, тяжелый период. Я разбитая и отчаянная… Поэтому, когда Петька полез целоваться не отказала. Хотелось доказать… Доказать, что я не бесчувственная сука. Только вот кому?! Бывшему? Себе? Не знаю, но из-за моего эгоизма дала Петьке надежду, а не стоило… Я промолчала. Стыдно, да еще и родители видели, а они у меня старой закалки.

— Ладно, Варюш, ты взрослая, не будем с отцом лезть. Лучше скажи, как кушаешь? Всего хватает?

— Да, все хорошо, мамуль.

— Вот и славно.

Наконец, в толпе я увидела знакомую макушку. Уля стояла рядом с Лебедевым. Руки парня отнюдь не скромно опустились на бедра моей подруги, и норовили опуститься ниже, но Ульяна пресекала все попытки на корню.

— Мам, мне пора бежать. Созвонимся, — быстро пролепетала я.

Улька состроила расстроенную рожицу, а парень уже полез с поцелуями.
Пора эту разгульную душу спасать!

— Все дела, да дела, — проворчала мама. — Иди уже! Эх, годы молодые. Кушай обязательно! Мы с отцом ждем тебя!

— Конечно, мамуль! Целую!

Отключившись, я разгладила платье и, откинув волосы назад, уверенным шагом направилась к Фроловой.

— Привет! — нарочно громко заявила я о своем присутствии, когда Лебедев едва ли не уткнулся лицом в грудь Ульке.
Парень недовольно поморщился. Еще бы, ведь его прервали на самом интересном! Его бесстыжие глаза, (да неужели?), оторвались от сисек Ульяны и посмотрели на меня.

Невинно помахала ручкой, и расплылась в улыбке на все тридцать два.

— Привет, — вежливо ответил парень.

Однажды Уля нас уже знакомила. Я, безусловно, сомневалась, что Лебедев запомнил мое имя, но представляться повторно не собиралась.

— Варька, — налетела на меня подруга, сковывая в крепких объятиях. — Ты пришла! — наигранно воскликнула, а на ушко промолвила тихонько, — спасибо.

— А где остальные? — поинтересовался Лебедев, между тем роясь в рюкзаке.

— Сейчас подойдут, — она беспардонно выхватила у него из рук билеты, которые парень только успел достать.