— О, и Синица здесь, — тотчас же всполошилась Улька, и принялась поправлять превосходные, но вместе с тем, небрежные кудри, не забыв невзначай поправить декольте.

— Кстати, о нем, — игриво поиграла бровями Соня, а в глазах горел хищный огонек.

Ой, чую сейчас отомстит! Как пить дать, отомстит! Оторвется на Ульке, за мое задание!

— Две недели не можешь его уложить, говоришь… — нарочно задумчиво пробормотала, поигрывая часиками на запястье. — Месяц! Месяц, уложить его на лопатки! Но, — приподняла палец вверх, а мне между тем от этого «но», стало не по себе, — ты не должна его провоцировать. Он должен сам тебя захотеть. Без твоих этих флюидов, которыми от тебя разит за километр.

Кажется, Фролова громко сопела, а еще издавала подозрительные рычащие звуки. Ох, как она не любила себя сдерживать в плане физиологии. Полагаю, ближайший месяц нам придется ее терпеть. Почему терпеть?! Потому что неудовлетворенную Ульку можно только и терпеть. Все ее, видели ли, бесит, раздражает!

Каждый уже смирился со своей участью. За исключением, меня. Я свое задание не получила. И, полагаю, время брать ноги в руки и отчаливать. Глаза у девочек были бешеные, ведь это я заварила эту кашу.

— Что ж тебе загадать? — постукивая пальцем по подбородку, интригующе произнесла Дуня. В этот момент никто бы не признал застенчивую Аиду в этой азартной львице, но когда речь заходила о игре, все мы становились другими. — Ты такая холодная с парнями, невозмутимая. Любишь чтобы тебя добивались, а когда в очередной раз рыбка соскакивает с крючка, то впадаешь в депрессию.

Бобрич говорила по существу. Это все было в моем стиле. Ну, вот не могу я по-другому! Ей богу, не могу и не умею! Не буду писать первой! Не буду звать гулять! И целовать первая тоже не бу-ду! Однако, пожалуй, есть разница между тем, чтобы быть недоступной и холодной, и черствой безэмоциональной скукой, как я. По крайне мере, мой единственный полноценный парень именно эти умозаключения выплюнул мне прямо в лицо. Да-да, очень по-мужски!

— Ты должна…

— Ты подлец! — завопил кто-то от души, и мы тотчас же обернулись.

Неподалеку от нас стояла шайка хоккеистов, а капитан команды и, по совместительству, самый главный вертихвост и обольститель, стоял и лыбился как ни в чем не бывало, когда рядом с ним стояла девушка и что-то недовольно вещала, тыкая пальцем ему в грудь.

— Опять? — устало спросила Сонька и поморщилась.

— Ага, драма таймс, — удобнее усевшись, поддакнула Ульяна.

— Ты… Ты, — тыкала пальцем и разъяренно шипела на парня. — Ты говорил, что любишь меня!

— Не-а, солнышко, — поправил ее парень и, убрав пальчик от своей груди, невозмутимо оставил на нем поцелуй, а затем отпустил руку девушки, — я сказал: я же любя-я.

— Да, как ты смеешь? Я думала мы будем вместе! Зачем ты тогда все это мне говорил? Зачем называешь «солнышко»? — барышня едва ли не плакала, и отчасти я ее понимала.

Потому что капитан команды, он же Илья Морозов, который и правда редкостный мороз, был любителем сладких речей.

Батюшки, сейчас начнется…

Секунда и девушка ревет. Нос опух, глаза покраснели, ядовитая слюна брызжет, будто пыталась ужалить этого Морозова, а тому хоть бы хны! Стоял себе и стоял, даже с товарищем переговаривался. Совсем что ли кармы не боялся?! Дать бы ему за то, что девок портил по роже его наглющей, чтоб не был таким красивым и чтоб мы бабы-дуры не велись на эту шараду.

— Вот козел! — фыркнула я, а девочки меня поддержали кивками.

Это уже третья сцена за последние два месяца, которые мы учились. Казалось, парень даже и не замечал, какой эффект воспроизводил на девиц. Нет, то что он ходячий секс, это он, безусловно, знал.