Потому что мама просила привезти ей то миксер, который забыла, то сервиз времён моей прабабушки, которому сто лет в обед, то еще какую-то дребедень. Вот и сейчас, выйдя из автобуса, я еле плелась, нагруженная сверху до низу коробками, а в руках по три пакета вдобавок.

Сгибаясь в три погибели, пыхтя, растрепанная, злая, я шла вдоль маленьких деревянных домиков. И уже была почти у цели, а на моем лице даже расплылась улыбка облегчения, как из двора напротив послышался знакомый голос.

— Да, батя! Щас сгоняю к Гришину, попрошу!

Ворота со скрипом открылись, а я, сжавшись в комок, покидав несчастные пакеты и коробки, сиганула в ближайшие кусты.

— Ай, черт!

Кто ж знал, что этими кустами окажется крапива?! Ужалив свой зад, ноги и руки, я с диким ором раненой гиены выскочила из этих клятых кустов, а из двора между тем выехал старенький дряхленький москвич, которому я едва ли не угодила под колеса.

— Варька! Дура! — выскочил с бешенными глазами из своей ржаной банки Петька.

— Сам дурак! — обиженно почесываясь, дабы избавиться от зуда, гаркнула.

— Ай! — махнул рукой. — Дай поглядеть! — вертя меня из стороны в сторону, принялся оглядывать.

И угораздило же меня прямо в крапиву! Кожа покраснела, неприятно чесалась и жгла. Слезы уже накатывались на глаза, и, не сдержавшись, шмыгнула.

— Ну и какого лешего, тебе туда понесло?

— Не твоё дело, какого, — вякнула я, и тут же зашипела, когда Петя ненароком задел мою руку.

— Варька, дуреха! Ты знаешь, как я за тебя испугался? Ей богу, думал, придавил! Ты так выскочила…

Промолчала, потому что сказать было нечего. Потому что вспомнила, чего так яро сиганула в кусты. Стыдно стало…

— Я сама не ожидала.

— Петька, прохвост, опять заглохла? — раздался громкий бас со двора.

— Дурень старый! — уже женский голос заверещал. — Толкую-толкую, продай свое корыто ржавое! Так, не слушаешь же!

— Э, бестолковая баба, что ты понимаешь. На этой ласточке еще мой дед ездил!

— А теперь ее твой сын толкает!

Родная деревня, что сказать… Казалось, не появлялась всего-то три недели, а так соскучиться успела.

Мы с Петей рассмеялись и напряжение спало. На минуту показалось, что все как прежде. Без глупых влюбленностей, без того идиотского поцелуя, но момент был разрушен, как только глаза парня опустились на мой рот. Тогда смех застрял где-то далеко в горле.

— Бегаешь от меня?

Петя — хлопец славный. Деревенский, простой, как пять копеек, а уж какой работяга… Да и внешне не подкачал. Все девчонке в деревне бегали за ним. В меру подкачен, выгоревшие светлые волосы, зеленые глаза… Все в нем было ладно, только вот не для меня.

 — Петька, охломон! Потом глазки строить барышням будешь, а ну бегом к Гришиным!

Парень недовольно выдохнул, расправил плечи и произнес:

— Дойдешь?

Не нашла смелости даже голос подать, лишь кивнула, да опустив голову под зорким взглядом, подняла коробки и почапала к своей калитке.

— Варь, — окликнул, а я остановилась.

— Ты это, к мамке то с папкой приезжай. Они скучают, а мы с тобой и так разберемся. Знаю же, что из-за меня не ездила.

— Прости, — пробормотала под нос, еще больше съежившись.

Простой, да проницательный.

— Вечером зайду, — вслед донеслось.

Зайдет — не сомневаюсь. Вновь будет каяться, скажет, что сам виноват, а я буду себя еще больше корить. Что же ты, Петя, такой правильный?! Был бы как Морозов — козлом и жить проще было бы…

— Мам! Пап! — зайдя во двор, закричала.

— Доця, ты?! — отозвался отец, выходя из гаража весь чумазый да с руками по локоть в мазуте, но мне было все равно.

Забыла тотчас же про крапиву, что неприятно жгла кожу, про пакеты с коробками, которые кинула себе под ноги, про всё на свете. Я налетела на папу и вдохнула такой знакомый запах машинного масла и бензина. Папа всегда пах машинами и отнюдь не потому что был механиком. Откровенно говоря, ломать у Андрея Александровича, то бишь моего отца, получалось куда лучше. Однако, любил он возиться с деталями и все тут! Покопается-покопается, потом плюнет на все, отвезет машину в автосервис и угомонится на месяцок-другой.