– Может, стоит взять парочку-другую заданий? – советовал Крис Ходенфилд, коллега по Rolling Stone. – Думаю, тебе нужна серьезная работа.

Они были совершенно правы. Мне нужна была серьезная работа, но таковой не предвиделось. Влюбившись в Мартина, я смешала бизнес и личную жизнь. Редакторы сомневались, что я могу быть объективной. Слишком сильно Скорсезе на меня влиял, они это чувствовали. Как понять, чьим мнением я делюсь в статье – своим или его? Один известный редактор посоветовал:

– Если хочешь снова на нас работать – разводись.

Мы еще даже не поженились, так что последовать совету я не могла. Если имелось в виду бросить Мартина, то его слова не нашли отклика в моем сердце. Я влюбилась до безумия, и безумие уже было не просто фигурой речи. Мне хотелось сидеть дома в одиночестве и писать. Я с воодушевлением осваивала длинные, сложные рецепты итальянских блюд.

– Я тебя потеряла, – сетовала Джуди Бахрах, моя лучшая вашингтонская подруга. – Ты вся там, с ними.

С кем «с ними» – она не уточняла, но я и так знала, что она имеет в виду обитателей Голливуда.

Если Мартин и замечал, что я становлюсь несчастнее день ото дня, то, видимо, просто не позволял себе размышлять над этим. Вся его энергия уходила на постпродакшн «Таксиста». Он абсолютно верно чувствовал, что этот фильм станет прорывом в его режиссерской карьере, и ничто, даже личная жизнь, не могло его отвлечь. Мое счастье было только моим делом.

– Ты же писатель. Так пиши, черт побери, – мысленно подстегивала я себя. Долгие скучные дни – лучшего времени, чтобы снова приняться за роман или сценарий, и не придумаешь. Каждый день я бездумно пялилась в чистый лист и/или пыталась постигнуть тонкости приготовления баклажанов по-пармски. Каждый день Мартин работал над фильмом. Если он и догадывался, как мне плохо, то молчал об этом.

– Джулия, тебе непременно нужны настоящие калифорнийские джинсы, – решила как-то его редактор, Марсия Лукас. Потащила меня, особо не сопротивляющуюся, в магазин и купила мне сразу несколько обтягивающих пар. – Ну вот, теперь ты хотя бы похожа на одну из нас, – довольно заключила она.

Но я сама себя такой не ощущала. Я не вписывалась. Просто не могла найти, куда нужно «вписаться». Упорно продолжала делать все то же самое, с каждым днем чувствуя себя все печальнее и не решаясь это показывать. Но моя грусть все равно была видна. Мартин понимал, что что-то не так, и посчитал, что знает способ это исправить.

– Думаю, тебе стоит выйти за меня замуж, – внезапно предложил он мне как-то вечером. – Мне кажется, нам стоит пожениться.

– Ты понимаешь, во что втягиваешь нас обоих? – поинтересовалась я. Вряд ли это можно было назвать романтичным ответом.

– Ты выйдешь за меня?

– Да. Выйду.

Зазвонил телефон. Это была кинокритикесса Полин Кейл. Мартин тут же выложил ей наши матримониальные планы. Некогда Полин Кейл весьма недвусмысленно описала меня как «порнографическую викторианскую любовницу, похожую на юную Анджелу Лэнсбери». К нашим новостям она отнеслась столь же неприветливо.

– Не вздумай жениться на ней ради налогов, – съехидничала Полин.

Они с Мартином еще немного поговорили о фильмах, и критикесса повесила трубку.

– Позвоним родителям, расскажем? – предложила я, имея в виду, скорее, мою маму – ведь она была так уверена, что Мартин на мне не женится. Теперь и она, и Джуди, и мои редакторы, и все подряд, кто сомневался, могут больше не волноваться. Я выйду замуж за Мартина, и скоро все станет намного, намного лучше, чем было. Меня переполняла решимость написать к этой истории счастливый конец.