На ночлег остановились в деревне. Когда мы вошли в деревню, сразу собрались местные жители. Ротный поговорил с председателем местного колхоза. И нас сразу расхватали и повели по дворам. Наше отделение почти в полном составе оказалось в доме Анны Александровны Слепцовой. У Анны Александровны трое детей. Старшему четырнадцать. Муж на фронте. Недавно прислал письмо, что жив и здоров, бьет ненавистного врага. Я сразу подумал об отце.

Мы обмылись с дороги. Анна Александровна нагрела в печи воды. Дядя Степан спросил хозяйку: «Давно без мужика?» – «Год уже», – ответила она. «Вижу», – нахмурился дядя Степан и позвал нас во двор. Там лежал порядочный воз березовых хлыстов. Мы тут же отыскали в сенях пилу, топоры и принялись пилить-колоть-складывать. Хоть какую-то пользу в уплату за борщ и предоставленный нам кров мы принесли этому дому и семье Анны Александровны Слепцовой.

Зашел лейтенант Борисов, посмотрел, чем мы заняты, и, ничего не сказав, ушел. Он с первым отделением расположился в доме напротив. Там живут учителя.


12.04.43

Сухиничи

Вторую неделю нас держат в тылу. Это называют вторым эшелоном. Звучит солидно. Но на самом деле ничего хорошего. Только кормить стали значительно лучше. Но не на кормежку же мы прибыли на фронт.

Написал письма маме и Наде.

Кроме устава, нет никаких книжек. Петя принес «Героя нашего времени» Лермонтова. Сразу записались на очередь человек десять. На титульном листе штамп местной библиотеки. Переплет разбух и покоробился. Книга побывала под дождем или под снегом. В Сухиничах были немцы. Передовая отсюда недалеко. Ночами особенно отчетливо слышны удары тяжелых снарядов.

Концерт школьников. Дети голодные.


13.04.43

В первом эшелоне

То, о чем много думаешь и что в своих представлениях рисуешь всевозможными красками и фантазиями, происходит, как правило, неожиданно и совсем не так, как представлялось.

Ночью нас подняли по тревоге и направили взводными колоннами на юго-запад от Сухиничей. Шли ускоренным маршем. Лейтенант Борисов все время торопил нас. Я несколько раз пытался спросить дядю Степана, куда мы идем. Но он молчал.

На рассвете подошли к передовой. В лесу, у дороги, нас встретил офицер. Мы уже опаздывали. Батальон, который стоял здесь до нас, надо было сменить затемно. По ходу сообщения пошли вперед. Окопы с частично отрытыми траншеями проходят по опушке леса. Лес весь вырублен. Видны завалы. Особенно где падали тяжелые бомбы. Мы сменили стрелковый взвод. Они уходили молча. Только лейтенант Борисов переговорил с командиром взвода. Командиром взвода оказался пожилой сержант. Он смотрел на нас хмуро. Перед уходом они собрались возле землянки. Усталые и оборванные, мало похожие на солдат. Разговаривали мало. Больше матерились. Их было всего 12 человек. Лейтенант Борисов спросил сержанта:

– И это весь взвод?

– Да, – ответил тот. – Во втором взводе еще меньше.

Вскоре они ушли. Уже светало.

Немцы до утра вели огонь из дежурных пулеметов. Один из них расположен напротив нашего взвода. Но огонь ведет куда-то левее, по окопам соседнего взвода.

Лейтенант Борисов приказал не высовываться и вообще вести себя тихо, как будто никакой смены не произошло. Принесли термосы с кашей.

Сидим в окопах не высовываясь. По очереди углубляем траншею. Выкидываем землю за бруствер. Кругом нечистоты. Разбросаны кровавые бинты, по которым ползают мухи. Не такой я себе представлял передовую.

Сержант Апанасенко подсказывает, что делать в первую очередь. Он один, похоже, не унывает. Надо привыкнуть. Об этом мне сказал и сержант Апанасенко.


14.04.43

д. Соболевка

Все произошло быстро и до нелепого просто. Утром пришел офицер из штаба полка, передал приказ о том, что батальон наступает на высоту и деревню, расположенную на той высоте и по ее юго-восточному склону. Нам та деревня была хорошо видна. Часть домов уцелела, но в основном торчали лишь печные трубы. Два ряда печных труб среди обгоревших ракит. Офицер вместе с командиром батальона, капитаном и нашим ротным прошли по траншее. Наша рота оказалась в центре наступления. Начали готовиться. Артподготовка была такой: около двадцати снарядов по фронту наступления нашей роты. Когда она закончилась, дядя Степан сказал: