Новые исследования мозга доказывают, что в 40-летнем возрасте проявляются негативные тенденции. В среднем мы легче отвлекаемся, чем молодые. Мы медленнее перевариваем информацию, и нам труднее вспоминать конкретные факты. (Способность с легкостью вспоминать имена достигает пика в 20 лет.)

Вместе с тем наука утверждает, что в 40-летнем возрасте у нас появляется немало преимуществ. Ослабление способности к быстрой обработке данных мы компенсируем зрелостью, интуицией и опытом. Мы лучше молодых схватываем суть происходящего, контролируем свои эмоции, разрешаем конфликты и понимаем других людей. Мы более умело распоряжаемся деньгами и быстрее находим логичное объяснение тем или иным событиям. По сравнению с молодыми мы более внимательно относимся к окружающим. И, что жизненно важно для нашего самоощущения, мы гораздо меньше нервничаем.

Действительно, современная нейрология и психология подтверждают правоту Аристотеля, жившего две тысячи лет назад: описывая человека на пике его возможностей, он отмечал, что у него ни избытка самоуверенности, ведущего к поспешности в принятии решений, ни чрезмерной боязни; и то и другое присутствует у него ровно в тех пропорциях, которые необходимы. Такие люди не склонны доверять всем подряд, но одновременно не страдают тотальной недоверчивостью; они оценивают окружающих адекватно.

Я с этим согласна. В этом возрасте мы многое узнали и в значительной степени выросли над собой. Если до этого мы чувствовали себя маргиналами, то теперь понимаем, что таких, как мы, – большинство. (По моей ненаучной оценке, общего у нас 95 процентов и только 5 процентов – уникального.) Как и мы, большинство людей сосредоточены на себе. К 40 годам мы проделываем путь от убеждения: «Все меня ненавидят» к более здравому: «В общем-то, всем на меня наплевать».

Наверняка еще через 10 лет наши сорокалетние откровения покажутся нам наивными. (Когда я училась в колледже, один приятель уверял меня, что «муравьи способны видеть молекулы».) Но даже сейчас это десятилетие может стать для нас испытанием, требующим совмещать в одной голове множество противоречивых идей: с одной стороны, мы наконец научились разбираться в сложных человеческих взаимоотношениях, а с другой – не можем вспомнить двузначное число. С одной стороны, мы приближаемся (или уже достигли) к пику в заработке, а с другой – больше не считаем ботокс неразумным транжирством. Мы поднимаемся на вершину карьеры, но уже предвидим, чем она завершится.

Если современный 40-летний человек во многом представляет собой загадку, то еще и потому, что по какой-то непонятной причине в этом возрасте мало опознавательных знаков. Детство и подростковый возраст сплошь «утыканы» вехами: ты становишься выше ростом, переходишь в следующий класс, у тебя начинается менструация, ты получаешь водительские права и аттестат зрелости. В 20–30 лет ты крутишь любовь, находишь работу, учишься самостоятельно обеспечивать себя. Этот период – время повышений по службе, свадеб и рождения младенцев. Всплеск адреналина, сопровождающий все эти события, убеждает тебя, что ты движешься вперед и строишь взрослую жизнь.

В 40 лет ты по-прежнему можешь получать ученые степени, новую работу, менять дома и супругов, но все это вызывает гораздо меньше восторгов. Учителя, родители и вообще «старшие», которые радовались твоим достижениям, теперь больше озабочены собственными проблемами. Если у тебя есть дети, предполагается, что ты будешь радоваться их успехам. Один мой знакомый журналист жаловался, что он больше никогда не будет вундеркиндом. (Он сказал мне об этом в тот день, когда на должность члена Верховного суда США была предложена кандидатура человека, который был моложе нас с ним.)