– Бей его! Мочи! Ай, молодца!
Пока первая особь, судя по размерам, игравшая роль альфа-самца, клянчила у Саши сигарету, вторая подбиралась к жертве сзади. Палеонтологи утверждали, что сходным образом охотились велоцирапторы в папоротниковых чащах юрских лесов. Они даже утверждали, что эти первобытные ящеры имели набор четко различимых звуковых сигналов для отвлечения жертвы и общения с соплеменниками. По странному стечению обстоятельств велоцирапторов определили как предков птиц. Гопники же доступным им набором сигналов отрицали всякую связь с пернатыми, особенно самцами семейства курообразных.
К чести Саши он оказался не легкой жертвой, беря в первую очередь проворством. Альфа-самцу даже попало по уязвимому месту, которое он считал главным в деле привлечения самок. Скрючившись, он громко пыхтел и издавал грозные звуки, пока его меньший собрат повисал на спине у Саши, силясь того повалить.
– Ну, все, тебе не жить! – заорал альфа-самец, спеша на подмогу собрату…
Когда Груздев покончил с ностальгическими размышлениями о тех временах, когда Советской Армией пугали детей от Израиля до Соединенных Штатов, он решил позвонить Сан Санычу, вроде как поинтересоваться, удачно ли тот добрался? Полковник не собирался Сашу журить, более того, намерился пригласить его на Новый год в очень узком кругу отставных офицеров.
– Там будут достойные люди, – репетировал речь Груздев. – Все они отличились в разных частях нашей родины.
Но ему долго не отвечали. Груздев от такого к себе невнимания начал хмурить брови. Наконец, на другом конце вызов приняли. В ответ на торжественное:
– Алло, Сан Саныч. Не ожидал услышать? А я вот решил справиться…
Из трубки послышались нечленораздельные звуки, похожие на брачные крики не то гусей, не то тех самых велоцирапторов, которых еще никому слышать не доводилось. Среди этих звуковых эффектов полковник разобрал нечто близкое к человеческой речи:
– Этому… на телефон какой-то… звонит, слышь… Слышь, ты, там… из телефона, твоему… оторвали…
Такого полковник точно еще не слышал. «От нервов» у него обострился радикулит, а Груздев с радикулитом был страшен. В таком состоянии он однажды запустил яшмовой пепельницей в одного лейтенанта, а потом отправил следом настольные часы. Груздев уже решил, что трибунала ему не избежать, но лейтенант вдруг зашевелился. Сейчас подходящей мишени рядом не оказалось, но в придачу появилось изнуряющее чувство свершившейся несправедливости по отношению ко всей армии в его и Сашином лице. Груздев ходил взад-вперед по кабинету и рычал, как матерый тигр с Сихотэ-Алиня.
– Дегенераты! Твари! Педерасты! – прорвало его. – Расстрелять всех сучьих детей к чертовой бабушке!
Полковник ударил кулаком по столу, попав по своей тетради с путевыми заметками. Это его немного остудило.
– Ладно, бумага стерпит, – успокаивал он себя.
А в соседней комнате его сын тихим голосом успокаивал разбуженную полковничьими «дегенератами» жену.
– Все хорошо, пупуся моя. Я нашел квартирку. Завтра мы возьмем и переедем, – шептал он так, чтобы отец не услышал.
Тем временем в квартире Сергея шли иные баталии. Шестилетний мальчик Пантелеймон, на котором отразилась любовь матери к модным старинным именам, был столь же активен и вездесущ, как полугодовалый котенок. Это сравнение напрашивалось у многих гостей Сергея само собой. Язык современных людей почти утратил способность к произношению «мудреных имен», поэтому непоседу звали Пуня.
Он озорно скакал на диване, носился с едой по квартире, оставляя объедки в самых неожиданных местах. Он мог забраться на подоконник, чтоб попробовать «цветочки» на вкус, и мимоходом обязательно ронял хотя бы один горшок, да так, что тот разлетался на части. В этот раз, когда Сергей вернулся в гостиную с чашкой кофе, было уже слишком поздно, чтобы предотвратить очередное происшествие. Пуня повис на шторе, а спустя миг с душераздирающим криком полетел вниз вместе с рухнувшей гардиной. Даже соседка, уже привыкшая к грохоту среди ночи, с испугу прикусила язык. Временами Сергей жалел, что так сильно ругался с бывшей из-за редких встреч с сыном. Холостяцкой жизнью он наслаждался недолго. Теперь воспоминания о ней вызывали такую же ностальгию, как у других советская натуральная колбаса по рубль двадцать. Когда падало и ломалось что-то уж очень для него ценное, Сергей впадал в философские размышления о том, «зачем надо было заводить ребенка от этой стервы», да еще в семнадцать лет? Тогда был нешуточный «скандал с пузом в одиннадцатом “А”», но родители, как водится в таких ситуациях, все замяли. Сергей решил, что отец ему изощренно отомстил, погнав в загс в восемнадцатый день рождения.