И ещё приятней, когда тебя просто не осуждают.

– Ты давно покрасилась?

Микроволновка пищит, сообщая о выполнении разогрева. Я неловко кривлю губы и направляюсь к печи.

– Прости.

Возвращаясь, я протягиваю девушке пирожок. Она мнётся и нервно чешет кисть руки, даже не сразу замечая меня. Но когда её взгляд наконец встречается с моим, дёрганые движения резко прекращаются. Незнакомка улыбается ещё шире и забирает товар. Мне кажется, что девушка сейчас развернётся и уйдёт, но она почему-то не сдвигается с места.

– Где-то месяц назад.

К своему искреннему удивлению, я понимаю, что девушка не против со мной поговорить. В груди отзывается что-то приятное. Одновременно с этим чувствую смущение. Я не могу вспомнить те времена, когда в последний раз вот так с кем-то знакомился. Когда-то очень давно… Ещё в первые десять лет жизни, наверное. А потом ты просто начинаешь знать людей как друзей друзей, приятелей друзей друзей, приятелей приятелей друзей друзей… Или вообще никого не знать.

Я начинаю вдруг думать о том, что нужно тактично прервать наш разговор и разойтись. К чему сейчас заводить новые знакомства?

Но, с другой стороны, почему бы и не поболтать с кем-нибудь, пусть и незнакомым? Несколько брошенных друг другу фраз не обязывают людей тут же становиться друзьями.

Мне хочется узнать имя девушки, но я слишком стесняюсь спросить у неё прямо.

– Это тоник?

– Нет. У меня тётя в парикмахерской работает, она меня покрасила.

– О, круто. Слушай…

Я тяну последний слог, медленно затихая, как это всегда делают в кино. Девушка понимает намёк.

– Хлоя.

– Красивое имя. Хлоя, ты не хочешь кофе? За счёт заведения.

Уже после того, как я произнёс это вслух, до меня начинает доходить, что фраза звучит как дешёвый подкат. Становится стыдно. Но Хлоя соглашается. Я понятливо киваю и иду к столику, где делаются напитки.

– Какой любишь?

– Латте.

Я наливаю девушке стаканчик кофе и делаю ещё один напиток для себя. Других посетителей пока нет, а значит, у меня есть минутка, чтобы перекусить самому. Я беру себе булочку с маком, которую испёк не так давно, взглядом предлагаю другую булочку Хлое, но та отказывается. Я отдаю ей латте. Девушка отходит чуть в сторону и садится перед окном, а потом поворачивается в мою сторону. У неё всё ещё нервная улыбка, хоть и, скорей всего, искренняя. Я буквально вижу неуверенность Хлои. И, тем не менее, смотря на меня, она делает приглашающий взмах рукой.

– Ты не идёшь?

Я с приятным удивлением понимаю, что девушка рассчитывала на то, что я пойду за ней.

– Прости, но мне лучше оставаться у кассы. Вдруг кто-то зайдёт.

На самом деле, поболтать с кем-то я сейчас не против. Но, сомневаясь, что мне стоит это делать, что в этом есть какой-то смысл, я отрицательно качаю головой.

Хлоя, кажется, в мой аргумент не верит, поэтому встаёт и возвращается туда, где стояла до этого.

– Тоже любишь латте?

– Ага.

– А ты постоянно тут работаешь? Место выглядит очень уютным.

Я кивком подтверждаю тот факт, что каждый день работаю здесь, а потом бегло осматриваю помещение. Уютное? Я не помню, что думал о пекарне, когда устраивался сюда, – наверное, мне вообще было не до внешнего вида, – а теперь я слишком привык к этой обстановке. Была ли пекарня на самом деле уютной? Пожалуй, мне хотелось бы верить, что да.

Хлоя говорит, что кофе отличный. Я отвечаю, что буду рад, если она станет почаще сюда приходить и покупать его.

– Смотри, вдруг это место станет моим логовом, в котором я буду проводить одна или с приятелями большую часть времени. Как в «Друзьях». Что тогда будешь делать?

– Ну, я буду получать больше чаевых.